И Киров прибегал часто к такому разделению труда: свое внимание сосредоточивал на основных выводах, оставляя на долю других детали, частности, иллюстрации. Лейтмотивом его выступления на этом пленуме была следующая мысль:
«…Многие из нас еще не прониклись сознанием, что все, что мы делаем, — это мы делаем для себя, для нашей великой коммунистической семьи. Мы подчас относимся к миллионам, затрачиваемым нами, как к чужим деньгам, которые приходят откуда-то со стороны, относимся к жилью, которое мы строим, как будто мы строим для кого-то чужого. Мы не воспитали еще в каждом работнике великого чувства ответственности перед нашей социалистической страной, перед нашей Родиной»[23] .
И далее:
«В этом сознании долга, ответственности — основа успешной работы. Можно знать наизусть азбуку коммунизма, но если она у тебя не лежит в сердце, — ничего не выйдет, ты будешь псаломщиком коммунизма, а не бойцом. Если ты хочешь быть живым коммунистическим борцом — ты должен со всей большевистской яростью ополчиться против тех недостатков, которые тормозят наше строительство»[24].
Я умышленно привожу довольно длинные цитаты из выступления С. М. Кирова, чтобы показать его понимание важности решений съезда, подчеркнуть его повседневные заботы о качестве работы, конкретности руководства, ответственности исполнителя, то есть ленинское определение социалистической дисциплины труда.
Его поездки в Москву участились. Как секретарь ЦК, он ведал вопросами тяжелой и лесной промышленности. Естественно, что участились звонки из Москвы по прямой кремлевской вертушке. Не всегда он брал трубку телефона с удовольствием. Чувствовалось, что некоторые звонки для него были в тягость, он нервничал, иногда даже раздражался: опять накачка, снова недовольство и т. п. И Свешников тогда говорил, что Сергей Миронович не на все звонки откликался. У Сталина был заведен порядок, что он сам до 3–4 часов ночи не спит, работает и требует, чтобы все нужные люди тоже сидели у телефонов. Киров вынужденно перешел на московский лад, но от нас требовал только, выражаясь ленинским языком, «быть на телефонном расстоянии», то есть, если не находишься дома, то в семье должны знать, где находишься и как тебя разыскать.
Очевидно, Сталин не мог смириться, да это и не в его характере, с отказом Кирова перейти на работу в Москву и предъявлял к Кирову такие требования, которые ему было не под силу выполнять одновременно с функциями руководства Ленинградской организацией. Подмечали это и Чудов, и Кодацкий и иногда как-то хитровато улыбались, когда Киров брал трубку, интуитивно чувствуя, чей это звонок.
За большой работой незаметно бежали дни, недели. 20 апреля было собрание парторгов, мобилизованных горкомом партии на железнодорожный транспорт. Собрание проводилось совместно с активом Ленинградского железнодорожного узла. Киров выступил с речью о задачах партийной работы на транспорте. В июне — огромный восторг детворы: есть, построен парк культуры и отдыха на Островах. 6 июня, в день открытия, Киров приехал в ЦПКО, чтобы разделить радость детишек, которых он очень любил, и те платили ему взаимностью.
15—16 июня состоялся пленум Ленинградского областного комитета партии, посвященный в основном организационному укреплению колхозов и созданию благоприятных условий для проведения заготовительной кампании. Киров выступил с заключительным словом, посвятив его идеологической подготовке кадров.
Вспоминается приезд в июне в Ленинград челюскинцев. Подробно у меня об этом написано в других воспоминаниях, здесь же остановлюсь лишь на двух эпизодах, связанных с Кировым. Встреча была на вокзале, и Киров принимал в ней участие. Здесь все прошло хорошо, а вот на площади Урицкого не очень — слишком мало было народа. Правда, шел дождь, но это не оправдывало организаторов встречи, и Киров был очень недоволен. Крепко ругал И. Ф. Кодацкого и Т. С. Назаренко (Тит Степанович был тогда секретарем Ленсовета), был очень раздосадован.
Вечером организовали большой прием в Большом дворце Петергофа (ныне Петродворец). Ужин перемежался выступлениями артистов. Пела и С. П. Преображенская, чье исполнение любил Сергей Миронович. Джаз Л. О. Утесова участвовал в шествии поваров, несших большую модель «Челюскина», сделанную из пломбира. Было много артистов, ученых, представителей различных организаций, связанных с экспедицией. Киров в добром настроении оставался за столом до конца ужина. Приглашенные и все участники встречи разошлись по многочисленным апартаментам дворца, в которых были организованы буфеты, танцы, художественные импровизации. Сергей Миронович прошел по залам. Подозвав меня, сказал: «Я сейчас уеду, мне надо. Вы оставайтесь и смотрите, чтобы было все в порядке». Он знал, что бывают и непорядки в таких делах, в чем мы убедились в скором времени на встрече с моряками польских кораблей. Своим длительным и активным присутствием на приеме Киров снял горечь неудачного продолжения встречи на площади Урицкого. В июле, перед отъездом в командировку в Ташкент по заданию наркома финансов СССР Г. Ф. Гринько, я имел разговор с С. М. Кировым[25] .
Киров обычно проводил свой отпуск примерно в августе. Как правило, отпуск проходил на охоте (я не помню случая, когда бы Киров поехал в санаторий или дом отдыха, кроме ноября 1933 года, когда он, будучи больным, находился в Толмачеве).
В августе рокового 1934 года Киров получил приглашение от Сталина провести отдых совместно в Сочи, где будет находиться и А. А. Жданов. Такой «организованный» отдых был не в вольном характере Кирова. Более того, если даже мы, сотрудники аппарата, вполне сознавали, что Сталин продолжает борьбу характеров (конечно, не вражду), то Киров прекрасно знает и цели и трудности такого отдыха, но отказаться ему нельзя. Как в шахматах, игра шла на обострение, и при волевом характере и болезненном самолюбии Сталина такой отдых не сулил радостей.
Эту борьбу и ломку характеров прекрасно видели, понимали стоявшие близко к Сталину люди и вряд ли равнодушно следили за перипетиями этой борьбы. Киров уехал в Сочи. Известно, что Сталин, Жданов и Киров использовали это время и для коллективного высказывания своих замечаний по поводу конспектов учебников по истории СССР и новой истории. Эти замечания датированы соответственно 8 и 9 августа 1934 года, но были почему-то опубликованы лишь в январе 1936 года[26] .
Продолжая линию на перевод Кирова из Ленинграда в Москву, Сталин и другие члены Политбюро предложили ему поехать в Казахстан помочь местному руководству в уборке урожая и хлебозаготовок. Он не мог отказаться и пробыл в Казахстане с 6 по 29 сентября.
По его рассказам и со слов ездивших с ним товарищей, журналистов, Киров проделал в Казахстане большую работу, не ограничиваясь узкой задачей помощи в уборке урожая и выполнении хлебопоставок. Он побывал во многих районах, колхозах и совхозах, проводил беседы, выступал на митингах, участвовал в проведении партийных собраний, выступил па городском активе Алма-Аты. Люди Казахстана сердечно принимали Сергея Мироновича, видя в нем посланца партии, интересы которого зиждятся на интересах государства, народа.
В октябре 1934 года проходил объединенный пленум Ленинградских областного и городского комитетов партии, последний пленум, на котором был С. М. Киров. При закрытии пленума Сергей Миронович выступил с речью. В ней он подчеркнул три ведущих положения: самоуспокоенность — злейший враг нашей работы; всю внутрипартийную работу — на более высокий уровень; нет почетнее задачи, чем задача марксистско-ленинского воспитания масс.
Пока Киров ездил по Казахстану, чья-то рука внесла изменения в привычный для него образ жизни. В частности, кабинет ему оборудовали в другом месте. У Кирова была особенность в характере, та ленинская черта, которую Надежда Константиновна назвала «консервативность в вещах», включая обстановку, одежду и т. д. Примером тому знаменитый кировский плащ, полинявший, крепко поношенный… и известный всему Ленинграду. Об этом плаще, оставшемся надолго в людской памяти, писал в скорбные дни и Алексей
