Он ошибся, не деревня была сосредоточением прорывающейся в мир силы Порядка, а замок. Жрец сам пришел в логово враждебной силы, так же как и его собрат, тело которого нашли в деревне. Не там погиб он, не на сельской улочке, а здесь, на этом самом месте и, только потом, был перенесен в деревеньку.
Не меняя выражения лица и не дрогнув ни единым мускулом, виконт негромко выкрикнул:
— Стража, взять его!
Фриге успел резким рывком отскочить в сторону и, выхватив левой рукой амулет, напоенный некоторым количеством божественной силы, крепко обхватить его пальцами. Только бы этой силы хватило до того времени, пока он не прочтет молитву. Полупрозрачное облако моментально окружило-окутало все его тело, создавая защитный барьер, и пятерых воинов лорда, подскочивших к нему, отбросило в сторону, а жрец зашептал:
— О, Великий наш прародитель и заступник, бог Белгор. Отомкни Врата Небесные, помоги потомку твоему одолеть силы враждебные, преступившие древний закон. Напитай тело и душу мои силой своей могучей. И выйдя из меня, да разрушат силы эти, все зло замысленное против меня и бога моего, и сокрушат коварство пришедших отнять нашу душу и разум. И обратится зло против зла, на врагов наших, и да очистим мы мир наш от скверны. Славься Белгор, и да не забудем мы предка своего и сохраним верность ему. Слава!
Пока жрец произносил свою молитву, виконт Карагас вытащив свой меч, пытался пробить защиту окружавшую Фриге Нойма. Удары сыпались без остановки и, когда уже она готова была лопнуть и рассыпаться на кусочки, жрец почувствовал, как что-то родное, древнее, старое и несравненно могучее, входит в него. И до этого так случалось, что он чувствовал свое единение с прародителем, но то, были лишь слабые отголоски, сегодняшнего прилива могучих и добрых сил входящих в него. Сейчас, он был в состоянии сворачивать горы, но ему этого не требовалось.
Фриге шагнул вперед, резко раскинул руки в стороны и ярчайшая вспышка света, хлынувшая мощным потоком из его тела, затопила весь замковый двор. Сила Белгора, в виде солнечных лучей, испепеляла до углей все живое в пределах своей огромной мощи. Несколько мгновений продолжалось это и, когда весь двор и сам замок покрылся черными обугленными телами, жрец сомкнул свои руки и унял то буйство силы, которая только-что убила несколько десятков людей. Недоуменно, в легком шоке от того, что здесь и сейчас произошло всего за несколько минут, Фриге рассматривал замковый двор. Послышались шаркающие легкие шаги и еле внятный детский плач достиг его ушей.
Нойм бросился на звук и, на входе в главный донжон замка, увидел ребенка. Девочка лет десяти, низко опустив головку, в некогда нарядном платьице, обгоревшими до мяса руками, пыталась держаться за стену и идти. На закопченых стенах оставались следы маленьких ручек, кровь и кусочки отваливающейся кожи. Он подскочил к девчушке, судя по всему, дочери виконта, непонятно как выжившей, и попытался поддержать ее. Перед ним стояла дилемма, применить силу дарованную Белгором для исцеления, невиновного в поступках своего отца, ребенка, и тем самым нарушить закон, или же добить ее, как того требовал все тот же закон.
Плевать, решил для себя Фриге, ребенок есть ребенок, его надо спасти. Он развел руки и попытался вспомнить как применить формулу преобразования божественной силы в исцеляющий поток, но тут девочка подняла голову и жрец увидел ее лицо. Даже виконту с его застывшими как маска чертами лица, было далеко до того, что увидел Нойм. Это было даже не лицо, а вырубленое в скальной породе изваяние, навсегда застывшее с одним выражением, улыбкой, превращающейся в ужасную гримасу.
Амулет стал даже не теплым, а нестерпимо горячим, и жрец растерялся. Вновь он ошибся, не виконт был проводником Порядка, а его дочь. Как это случилось, почему? Нет ответа, но он не мог ударить эту кроху, просто не мог, ведь он не убийца детей, а их защитник. Девочка, которая только что умирала, вдруг сама набросилась на него. Движения ее были резкими и быстрыми, а смертельные раны на всем теле, прямо на глазах заживали. Каждый удар хлипким детским кулачком, подкидывал жреца вверх и сопровождался огнем, вырывающимся потоком, из ее ладоней, а заключительный удар раскрытой пятерней, как острой бритвой прошелся по его лицу и шее.
Молодой жрец, захлебываясь собственной кровью, падал на пол и все что он смог, это направить всю оставшуюся при нем немалую силу, дарованную прародителем, прямиком в эту каменную маску. Свет, сродни солнечному, вновь затопил все вокруг, удары по его телу прекратились и Фриге Нойм, в беспамятстве, рухнул на камни древнего родового замка, последнего жителя которого, он только что уничтожил.
Спасли Фриге Нойма совершенно случайно, по дороге двигались два жреца и, услышав отголоски магической битвы, они сразу же поспешили к замку. Исцеление пришло сразу, хотя огромнейшая слабость во всем теле от большой кровопотери, о себе знать давала. Через сутки Нойм сидел на крепостной стене и с нее наблюдал, как методично, один за другим, его собратья поджигают деревенские домики, а окружившие деревню солдаты герцога, расстреливают разбегающихся людей из луков и арбалетов. Потом, уже после того, как на месте деревеньки не осталось ничего, проводился обряд очищения, а он, все так же сидел на стене и разрывал свою душу на части.
Он был неправ с самого начала, так как о своих подозрениях, был просто обязан известить старших и более опытных жрецов. И второй раз, когда отправился в близлежащий замок, а не оторвался от опасного места на приличное расстояние. И третий раз, когда после смерти виконта Карагаса, посчитал, что победил. И наконец, в четвертый, не успев вовремя среагировать на предупреждение амулета-поисковика. Никто его не корил и не напоминал о промахе, но сам он этого не забыл и, много позже, по прошествии нескольких лет после этих событий, не переставал терзать себя за те ошибки. Да и как тут забудешь, ведь только подойди к зеркалу и посмотри на свое лицо украшенное ожогами, и на шею, перечеркнутую застаревшим рваным шрамом, так сразу вспомнишь тот день, тех людей, обгоревший замок и маленькую девочку.
Впрочем, заниматься самобичеванием и копаниями в душе ему не позволили и уже через месяц, Фриге Нойм был Штангорде, где стал личным порученцем нового Верховного Жреца бога Белгора, Хайнтли Дортраса. Чем он занимался все эти годы, можно было вспоминать долго, но на одном месте Фриге никогда долго не задерживался, а свой первый бой с проводником одной из великих сил, порой вспоминал как легкую прогулку. Вся его жизнь превратилась в борьбу, краткий отдых для лечения и собирания новых знаний, и вновь борьбу.
Вот и теперь, ему поручили новое дело, и задача была не из простых, не более и не менее, как спасение целого народа. Кажется, все достаточно просто, есть трое мальчишек, соеденивших в себе природные способности отцов и божественную кровь матерей. Для достижения своей цели, их необходимо направить на путь мести рахдонам, оказать им всю возможную помощь в уничтожении этого племени, поклоняющегося не богу, но искусственному демону, и тем самым, снять проклятие с семьи герцога и всего Штангорда. Просто-то просто, но как этого добиться в полной мере и без критических потерь, попробуй разберись.
Карета остановилась на постоялом дворе для смены лошадей, и жрец вышел размять ноги. Кругом, куда ни посмотри, холмы, дальше по пути они станут выше, превратятся в предгорные кручи, а уже за ними, пойдут горные перевалы, где раскинулся благодатный Эльмайнор, давний союзник и соперник Штангорда. Как его встретят там, найдет ли он там ведунью Гойну, сможет ли убедить девушку в том, что ее помощь необходима, жрец гадать не хотел. Он знал свой путь, знал для чего он рожден и если таково его предназначение, то он пойдет именно так, а никак иначе.
Конечно, с природниками, как жрецы называли адептов и носителей Дара Природы, проблем раньше не возникало. Однако, в Штангорде их было раз-два и обчелся, а вот в Эльмайноре, наоборот, именно они составляли основу тех, кто борется с враждебными великими силами и их проводниками. Ну, все может быть, но надежда на положительный ответ была, а значит, надо было ехать.
— Достопочтенный, — жреца окликнул кучер. — Мы готовы и можем отправляться.
Фриге Нойм еще раз оглянулся, кругом холмы, век бы их не вспоминать, потер рваный шрам на шее и ответил:
— Поехали.
