Что же, я догадливый, вынул из кошеля два новеньких империала, положил перед ним и сказал:
— Это задаток за месяц вперед.
Деньги моментально со стола исчезли, как и не было их здесь никогда, сержант встал и ответил:
— Договорились. Ваш адрес?
Как и где нас найти, сержанту мы объяснили, и он, заметно повеселевший, отправился к себе домой, как мне думается, порадовать супругу, которая, наверняка, частенько попиливает его насчет небольшого жалования стражника. Договорились, что завтра он нас навестит, мы посмотрим на него, а он на нас.
Следующая остановка, городской рынок Норгенгорда. Здесь нет таких больших и специализированных магазинов как в столице, но зато выбор побогаче будет, все же изначально, Норгенгорд город оружейников и северная твердыня герцогства. Опять таки, нет такого ажиотажа как в Штангорде. На весь рынок здесь только пять больших лавок, но зато каких, самых лучших на весь край.
Мы шатались из одной лавки в другую, рассматривали мечи, сабли, палаши, ножи и кинжалы, арбалеты и луки, доспехи и щиты, совещались между собой, составляли примерный список того, что нам надо, и остановились в одном месте, лавке под названием 'Северянин'. Вот здесь мы закупились, так закупились и, видимо, даже несмотря на военное время и повышенный спрос на все колюще-режущее и убивающе-защищающее, удивили продавцов. Впрочем, было чем удивить: тридцать арбалетов, десять кольчуг небольших размеров, двадцать ножей, еще десять взяли с тел бордзу в степи, десять щитов, тридцать степных сабель и много еще другого вооружения и амуниции по мелочи. Отдали больше сотни эльмайнорских дукатов, и обещались зайти еще, очень уж нам метательные ножи с утяжеленным острием понравились, сделали на них заказ, сразу на сотню штук.
После того как покупки были отправлены к нам домой, мы уже никуда особо не торопились и, гуляя по рынку, просто приценивались к продуктам и одежде. Хорошо это, когда никуда не надо спешить, на душе спокойно, есть куда вернуться, есть чем заняться, а главное, цель появилась в жизни.
Как-то, в Штангорде еще, я услышал речи уличного философа-проповедника, рассказывающего людям о своей системе взглядов, стержень и основа которых, принцип непротивления злу. Забавный человечек, и как это может быть, что зло, должно остаться безнаказанным, непонимаю. Конечно, этот философ говорил о том, что есть некая высшая справедливость, которая и покарает злого человека, но по мне, так это полная чушь. Взять хоть тех же рахдонов, как пример. После всего того зла, что они посеяли по всему бывшему Дромскому каганату, это мы, трое, и есть для них высшая справедливость. Пусть, может быть мы и сгинем, так и не сумев что-то изменить и исправить, но это будет в бою, так говорит мое сердце, так говорит душа, так думает зверь во мне, и так оно должно быть. Хочется верить в победу, и мы в нее верим, но смерть принять готовы, если уж так случится.
Кстати, не только мы трое так думаем, а и те же штангордцы, за свою родину дерутся, и даже побили рахдонские войска сильно под Стальгордом. Да и жрецы Белгора, помнится, как услышали речи того философа, так сразу его спеленали и, наверняка, на исправительные работы отправили, чтоб не смущал умы граждан своей поганой придумкой. Оно ведь с этого все и начинается, я так думаю, десять человек сплюнули и дальше пошли, а один вслушивается, смысл для себя ищет, за ним другой, третий, а там глядишь, воевать-то с врагом и некому уже, одни непротивленцы остались.
— Стой! — голос Курбата прервал мои размышления, я повернулся и увидел, как он ухватил за руку чумазого паренька, лет пятнадцати. Понятно, уличный воришка-карманник попался, и вовремя, пора нам на местных паханов выходить.
— Отпустите! — истошно закричал парнишка, и попытался вырваться, но от горбуна не сбежишь.
Наклонившись к нему, я резко вскинул перед ним пальцы веером, и прошипел ему в лицо, как учил нас Штенгель:
— Ша! Ты чего, паря, попутал? Совсем масти не различаешь? Под кем ходишь?
Паренек, услышав знакомые обертоны речи, успокоился, дергаться перестал и ответил:
— Под Косым хожу, он здесь за порядком среди братвы смотрит.
— Веди, разбор учинять будем.
— Да, вы чего, — воришка напрягся, — на вас узоров нет, одеты как все, как вас отличить? Давайте краями разбежимся, я вас не видел, вы меня, а?
— Не, паря, веди к старшему, разговор к нему есть.
— Так бы сразу и сказали, а то разбором пугаете, — ответил карманник, зыркнув из под бровей. — Пуганные мы, и не таких видали.
Хата местного пахана по кличке Косой, находилась совсем рядом, небольшой глухой тупичок рядом с рынком, а в нем, полуподвал. Мы спустились вниз и застали некрасивую картинку. Корявый мужик, неопределенного возраста, с сальными волосами и такой же одежде, прижал в углу молодую девчонку лет семнадцати, и разрывал на ней одежду. Девчонка сопротивлялась, что-то кричала, но наверху ее никто не слышал, а здесь в подвальчике, кроме самого Косого, сидели за изгаженым столом два упырка, по виду побродяжки и попрошайки, которые с азартом подбадривали пахана. В том, что корявая морда, пытающаяся изнасиловать девушку, и был Косой, сомнений не было, достаточно было на его морду посмотреть.
— Э-э-э, — пробасил Курбат и, подскочив к Косому, одним резким рывком откинул его от девушки в сторону. — Ты чего творишь, урод?
Косой быстро вскочил на ноги и, вытирая кровь из рассеченой щеки, выдохнул:
— Вы попали, сопляки. Кто такие?
— Про Кривого Руга слышал? — спросил я.
— Ну, — Косой принял некое подобие боевой стойки, а его шавки, двое бродяг, притулились по бокам.
— Гну, — резко ответил я. — Мы из его банды, будем жить в городе, пришли к тебе, посмотреть, что за человек, а ты беспредел творишь. Че за дела?
— Кривой Руг далеко, а у нас свои законы. Девка мне должна, и теперь отработает по полной.
— Сколько? — обернувшись, спросил я девушку.
— Три серебрянки, — потерянно ответила она, пытаясь прикрыться разодранным в клочья серым платьем. — Мы здесь наверху в каморке живем, беженцы. Заняли денег у него, — она кивнула в сторону Косого, — а нам отдавать нечем. Мы все вернем, — быстро затараторила она, — но позже, как отец вернется.
Понятно, кому война, а кому мать родна. Покопавшись в кошельке, я вынул полуимпериал, по номиналу десять серебрянок, и бросил на стол.
— Этого за девку хватит? — спросил Косого.
— Дело не в деньгах, — местный авторитет набычился, — и вообще, валите отсюда, а то голыми и босыми отсюда уйдете, и никакой, — он мерзко хмыкнул, — Кривой Руг не поможет.
— Как знаешь, — мой взгляд скользнул по Курбату, который не отрываясь, смотрел на девчонку, и в то же время, был готов в любой момент встать на ее защиту. — Уводи девушку, Курбат.
Горбун накинул на девчонку плащ и повел ее к выходу из подвала. Косой попытался кинуться за ним следом, но на него прыгнул Звенислав, и несколькими быстрыми ударами успокоил. Бродяги попытались за него вступиться, но я встал на их пути, и так посмотрел на них, что они решили не рисковать и отстояться в стороне.
Звенислав закончил месить Косого, добавил ему пару пинков, и тот, глухо застонав, откатился в угол, где до этого стояла девушка.
— Мразь! — Звенислав брезгливо обтрусил свою одежду от пыли.
— Что же вы так, — спросил я бродяг, — законы воровские не уважаете? Это не я, пришлый, должен был этого скота остановить, а вы. Что так?
— Да, это, — один из попрошаек ответил. — Всех авторитетов в городе зачистили, и так сложилось, что Косой за старшего остался.
— Еще кто-то кроме него в городе есть?
— Так, человека три, кто с понятием.
— Ясно с вами все. Если будут какие-то претензии насчет этого козла, — я ткнул пальцем в сторону всхлипывающего Косого, — то всегда милости просим на наш двор, улица герцога Арина, дом пять. Меня зовут Пламен, сын Огнеяра.
