Рейдерские сотни разделились и, обхватив Шамтари широкой дугой, ворвались в город, который не ждал никакой беды в эту ночь. Лаяли цепные псы во дворах, встрепенулась и зашумела домашняя живность в сараях, где-то закричал припозднившийся горожанин, увидевший несущихся на него с яростными криками бойцов, а его вопль подхватил проснувшийся караульный на вышке. Поздно, слишком поздно, и город уже было не спасти.
— Первая и вторая сотни, атаковать казармы! Третья и четвертая, держать периметр, не дайте никому убежать! Пятая сотня в центр! — выкрикивал Штенгель и, возглавляя наступление диверсантов из 'Молнии', рванулся на городскую площадь, где ничем не выделяясь среди прочих, стоял окруженный невысоким заборчиком глинобитный дом городского тутуки.
Полковник знал, что сейчас, его команды мало что значат — это не регулярная армия, и здесь, каждый десяток сам за себя. Первая сотня под командованием виконта Бертра, да, эти выполнят приказ и перебьют кочевников мирно спящих в казарме, а вот остальные, вряд ли. Слишком сильна была жажда наживы, и каждый боец стремился только к двум целям, хапнуть побольше и при этом уцелеть. 'Ну, и плевать, — думал Штенгель, — свою задачу я уже выполнил, принес разруху в стратегический опорный пункт противника, а остальное уже не так важно'.
В городе наступил хаос. Лихие рейдеры — вчерашние воры, разбойники, бандиты, уголовники, насильники, жулики и изменники, вышибая двери, вламывались в дома, убивали и безжалостно резали хозяев, искали и находили припрятанное добро, и скоро, пока никто посторонний не заметил, запихивали все добытое в заплечные мешки. Участь Шамтари ничем не отличалась от участи иных городов, сел и кочевий, где происходило подобное. Жители этого поселения никогда не подвергались нападениям ранее, так сложилось исторически — их всегда оберегало государство, но в эту ночь, они стали всего лишь разменной картой в войне двух держав.
В дом городского тутуки, диверсанты 'Молнии' вломились точно так же, как вламывались рейдеры в дома горожан — схватили увесистое бревно, лежащее во дворе, и тремя мощными ударами вышибли дверь. Из дома вылетела стрела, следом еще одна, и только по счастливой случайности, никто из тайных стражников не был убит. Клацнули в ответ несколько арбалетов, болты влетели в черный пролом двери, кто-то внутри вскрикнул, и бойцы вломились внутрь. Зазвенела сталь, люди в доме пытались сопротивляться, но их просто задавили массой и выучкой. В доме все затихло, загорелся свет, кто-то зажег свечи, и полковник Штенгель вошел внутрь.
На застеленном богатыми коврами полу лежало пять тел — две женщины и трое мужчин. Еще один мужчина, черноусый красавец лет сорока, зажимая окровавленное бедро ладонями, сидел у стены.
— Кто? — полковник указал на раненного.
— Говорит, что местный градоначальник, тутуки то есть, по ихнему, — ответил капитан Ринтелен, командир 'молний'.
Полковник устало присел прямо на ковер, отвык на штабной работе от физических нагрузок, и спросил раненного тутуки:
— Ты меня понимаешь?
— Да, — ответил тот. — Понимаю.
— Нас интересует городская казна и бумаги на все прошедшие за два года через город караваны. Где они?
— В соседней комнате, в сундуках, — не стал отпираться тутуки. — Забирайте все, и убейте меня. Не хочу смотреть и слышать, как уничтожают мой город.
Диверсанты бросились в соседнюю комнату, взломали сундуки и занялись отгрузкой всего добытого в рюкзаки, а раненый градоначальник прокричал:
— Ну же, убейте меня! Сволочи! Грабители! Что мы вам сделали?
— Да, ничего, — голос Штенгеля был спокоен. — Просто ваш новоявленный каган, хочет уничтожить нас как народ, всего-то.
— Так, а мы здесь причем?
— А кто ему налоги платит? Кто ему солдат дает? Кто лошадей и продовольствие в наемные армии поставляет? Не вы, скажешь? — спрашивал полковник и, увидев, что ответа нет, только махнул рукой. — Знаешь сколько чимкентов в этом году пришло в Штангорд? Не знаешь или не хочешь говорить, а я тебе скажу, восемь тысяч сабель, и большая часть их, там и осталась, поля под Стальгордом теперь удобряют. Молчишь, тутуки, ну и молчи, — повернувшись в сторону соседней комнаты, Штенгель выкрикнул: — Эй, воины, сколько там золота в сундуках?
— Мало, господин полковник, — ответил показавшийся в дверях Ринтелен, — около двух сотен золотых.
— Где остальное? — полковник вновь обратился к местному градоначальнику.
— А вы найдите! — выкрикнул тот со злобой. — Поищите! Давайте!
— Дурак ты, тутуки. Мы ведь все равно найдем, и даже не будем тебя пытать да мучить. Понятно же, что городская казна где-то рядом. Что тебе рахдоны, ты ведь чимкент? Дурак!
Бойцы 'Молнии' принялись методично простукивать стены, срывать с пола ковры, а несколько человек направились во двор. Через полчаса были найдены два схрона, один в глинобитной стене, а второй в полу, прямо под раненым рахдонским тутуки. Общая сумма добытого составила пять тысяч золотом, очень неплохо, как ни посмотри.
Диверсанты вывели из конюшни во дворе лошадей, запрягли их в две повозки, и уже к утру были готовы покинуть разграбленый Шамтари. Однако, теперь, предстояло самое трудное — собрать разгулявшихся и дорвавшихся до грабежа рейдеров в кучу. Три раза отрядный сигнальщик дул в свою трубу, и за пару часов, к выезду из города собрались триста пятьдесят человек, остальные или не слышали, или надеялись, что их подождут. Не тут-то было, сигнальщик еще раз протяжно дунул в свою трубу, и нагруженное добром жителей Шантари войско, к полудню покинуло город и двинулось в сторону бухту Салей.
— Эй, десятник Бузан, — слышался голос виконта Бертра. — Где половина твоих бойцов?
— Вина перепились, наверное, — откликался тот. — Они местную забегаловку нашли, после того как мы казарму кочевников подпалили, в ней и осели.
— Десятник Киран, — вновь спрашивал командир первой сотни, — а твои где?
— Трое погибли, сам видел, а еще трое в городе где-то, гуляют в гареме какого-то купца.
А рядом от него слышался голос командира третьей сотни, мэтра Самбини, прихватившего из города сразу два десятка телег, доверху набитых всем, чем только возможно:
— Фредерик, ткани с того склада, что у реки, взяли?
— Взяли, мэтр, — пробасил его доверенное лицо и первый десятник, бывший брачный аферист Фредерик Здоровяк.
— А вино, я не вижу вина, — беспокоился Самбини. — Где оно?
— Так мы их тканями обернули, вы же сказали, что это очень ценный груз.
Штенгель ехал на невысоком степном коньке, захваченном в конюшне тутуки города Шамтари и, слыша все это, не мог определиться. Там, позади него, в разрушеном и разбитом Шамтари оставалось еще около сотни его солдат, но он бросил их. Время поджимало, и многие беженцы разбежались по окрестным укромным балочкам, а кто-то из них, наверняка, уже и в кочевья чимкентов добрался. Пройдет пять-шесть часов и здесь будет несколько тысяч конников, нельзя было терять время, выискивать перепившихся и не догулявших свое бойцов. Война — суровое занятие, и те, кто уцелеет в этом походе, запомнят навсегда, что только исполнение приказа спасло их в этот день от гибели и принесло добычу.
В бухте Салей, войско Штенгеля было через три часа. Погрузка людей и транспортировка грузов на каракк началась сразу же. Все устали, но понимали четко и ясно, надо торопиться, а потому, эвакуировались достаточно быстро, всего-то за пару часов. Пока шла работа, из города подтянулись еще три десятка рейдеров, все на лошадях, а остальные, кто прочухался, медленно тянулись по дороге к морю. Однако, они не успели, каракк снялся с якоря и, поднимая паруса, направился домой, к родным берегам. И тут же, появились передовые сотни конных чимкентов, идущих на выручку Шамтари. Степняки опоздали — основные силы рейдеров ушли, но те из налетчиков, кто попался им в руки, мучались очень долго. Война продолжалась.
