Тетушка Мухомор лишь обронила несколько слов по поводу того, что негоже ее ученицам танцевать под балладу о влюбленных, и больше ничего не сказала, полностью поглощенная своими ритуалами и обрядами.
В назначенный час сонные жители выползли из своих домов и, ежась от холода, смотрели на приготовления Ведуньи. Она подобрала с земли сосновую лапу и подняла ее над головой. Сонные лица сразу перестали зевать и сосредоточились. Тетушка Мухомор обвела всех тяжелым взглядом, сейчас в ее глазах просматривалось многое и одновременно с этим ничего, казалось, будто это не она, а сама земля с ее реками, горами и ветрами смотрит на собравшихся людей. От нее веяло силой, спокойной и размеренной, глубинной, единой силой, что пронизывала каждый листочек, каждую иголочку сосны, каждую травинку, каждый камешек, каждую душу. Конечно, никто не мог это все вот так выразить словами, поскольку это все же ложь, не правда, и невозможно описать правдиво то, что чувствуешь, да они и не пытались. Зачем? Им не нужно знать — им достаточно чувствовать, таков уж он есть этот Маленький народ. И они совсем не боялись, наоборот, все смотрели прямо ей в глаза, повторяя слова старой-старой песенки- заклинания, песенки-загадки, которую всегда шепчут все Ведуньи во всех деревнях Леса, в преддверии встречи Нового Лета:
'Год завершился, круг замкнулся,
Вода на запад ушла и в землю,
И солнце село, диск повернулся,
А ветры вечно приходят с неба!
И сосны верно хранят заклятья,
И помнят то, что мы все забудем,
Что на востоке заре заняться
Опять придется — пусть помнят люди! '
После этого Ведунья и три ее ученицы подошли к каждому, стоящему на поляне и позволили выбрать из заранее подготовленных веток деревьев: кому ясень, кому черноклен, кому березу, кому тополь, а кому и дуб. Давая ветку, они шептали какие-то еле слышные слова и брызгали водой из кожаных мешочков, висевших на шее. Те, кого они уже обошли, не спеша, собирались вместе и брались за руки, выстраиваясь в цепочку. Все это происходило в полной тишине самого темного Предрассветного Часа, когда заря только еще собиралась заняться на самом дальнем, восточном берегу неба, откуда все возвращается. Предрассветный — самый таинственный и волшебный час, самый опасный, но и самый последний перед наступлением нового дня, особенно если это первый день нового Лета.
Наконец, все приготовления были завершены, все жители деревни выстроены в цепочку. Ведунья взяла за руку Стрелка, который стоял первым, Горлица встала в самом конце, Белянка и Ласка — между ними на одинаковых расстояниях, как бы равномерно распределяя свои силы между теми, кто ими пользоваться не умел. Вся процессия направилась в лес, сложным образом петляя между деревьями. Иногда Горлица обгоняла Ведунью, иногда наоборот. Огибая очередные деревья, они разворачивались и шли обратно, образовывая, казалось, никому непонятные узоры. Но колдуньи действовали уверенно, вырисовывая древнейшие знаки, а остальные покорно повторяли их шаги, ни на секунду не расцепляя рук и не выпуская ветви родных деревьев.
Кто-то шел с закрытыми глазами, а кто-то наоборот пытливо всматривался в тихонько шепчущиеся деревья. Беля глубоко вздохнула, сделав очередной разворот, и наполнила легкие до отказа предрассветным весенним воздухом. Она совершенно точно знала, как сделать следующий шаг, за каким деревом будет какой поворот. Откуда приходило это знание? Это ей было неведомо. Она посмотрела вперед и увидела Стрелка совсем недалеко, едва заметная улыбка скользнула по ее лицу. Они сегодня замкнули круг, но зачем? Что будет дальше? У нее были одни вопросы и никаких ответов. Он не сказал, что любит ее. Нет. Он ничего такого не сказал. Они просто танцевали, и было легко. Так, наверное, танцевали многие до них. Так, наверное, будут танцевать многие после. Вот в этом месте была какая-то небольшая трещина в удивительно гладко сшитой ткани мирозданья, сшитой без швов и булавок. Она не была уверена, что именно, но то же самое ощущение зыбкости почвы, которое она испытала ночью у костра, на пару мгновений вернулось, а потом исчезло, оставив на губах меловой привкус тумана и дурман-травы. Белянка осмотрелась, думая, что могло быть источником, но ничего подозрительного не заметила.
Ровно в назначенное время они вернулись на поляну, и остановились, не отпуская рук, образовав полукольцо. Ведунья сказала несколько слов по поводу лета прошедшего и лета грядущего. Далее следовало ей рассказать то, что она поняла и услышала от деревьев во время их 'прогулки' по Лесу. Тетушка Мухомор слегка замялась. Сейчас она была уже сама собой: их старая, всем знакомая тетушка, которую уважали, побаивались, к которой прислушивались, а, может быть, даже любили, правда, не все это могли понять и признать. На ее щеках заиграл легкий румянец — дело уж и совсем для Ведуньи не слыханное, к счастью, она быстро взяла себя в руки, и этой мелочи никто кроме Горлицы и Белянки не заметил.
— Лето грядущее будет сложным, не скрою, да и какое лето бывает простым? Засухи не предвидится, особых градов тоже. Так что неурожай нам точно не грозит. Молодняка это лето тоже обещает принести немало, — сказала она, обводя взглядом несколько беременных женщин. — А в целом, что можно сказать? Испокон веков живем мы на этой земле, каждый вечер солнце уходит на запад, но какой бы темной и холодной ни была ночь, оно обязательно вернется с востока. Главное — помнить, зачем мы здесь, и что для нас значит наш Лес, хранителями которого нас величают.
Она замолчала. Молчали и все остальные. То была странная речь, совсем не похожая на предсказания, что говорила она обычно. Многих не покидало ощущение, что Ведунья что-то недоговорила. И это ее напоминание о Лесе, о холодной ночи. К чему? Некоторое время над поляной висели тишина и недоумение, но тетушка Мухомор все же собиралась довести ритуал до конца. Она сделала знак Горлице и та откуда-то из-за спины достала бурдюк с вином, открыла крышку, подняла над головой и громко звучно сказала:
— За Новое Лето!
Сделала первый глоток и передала соседу, который держал ее за правую руку. Все жители деревни, по очереди, молча делали по глотку. Это был древний ритуал. Все лица были очень сосредоточены, казалось, будто каждый находится очень далеко отсюда. Перед тем, как вино должно было попасть к Ласке, та осмотрелась и убедилась, что никто на нее не смотрит. Едва заметным движением руки она развязала льняной мешочек на поясе и ссыпала серый порошок из него себе в руку. После того, как она отпила свой глоток, порошка в ее кулачке уже не было, глаза светились настороженно и возбужденно. Вскоре вино перешло к Стрелку, проделав весь свой путь с запада на восток по полукольцу жителей деревни. Стрелок передал его Ведунье. Та сделала последний глоток, а остатки вылила в землю перед собой. После чего в полном молчании она сделала несколько шагов на запад, а Горлица на восток. На какое-то время все замерли, будто чего-то ожидая. Где-то в лесу запела одинокая птица. Потом к ней присоединилась еще несколько голосов. Они пели теми чистыми, звонкими голосами, которые можно услышать только на рассвете. Колдуньи взялись за руки, когда первый луч солнца осветил макушки деревьев. Сотни губ еле слышно прошептали:
— Круг замкнулся…
Их голоса сплелись со щебетом птиц и плеском воды в реке, поднялись выше, затерявшись в кроне деревьев, растворившись в наступившем утре.
Вскоре все разбрелись по своим делам — до вечера никто не должен был ложиться спать. Как же? Это же первый день лета! Выражения лиц у всех были спокойные и умиротворенные. У всех, пожалуй, кроме, Ведуньи, которая явно была чем-то озабочена, и Ласки, которая глаз не спускала со Стрелка, пока тот не скрылся в стволе старого ясеня, что служил ему домом.
Глава 3
Ива
