Появились богатенькие меценаты, которые начали вкладывать деньги не только в дело, но и в предметы роскоши и развлечения. Спрос, как известно, незамедлительно породил предложение. Процесс пошел? В то время, когда между Ромео и Джульеттой кипели любовные страсти, их достопочтенные папаши с не меньшим рвением приумножали свои богатства. Именно тогда итальянцы повально поддались азарту игры в «тарок». Считается, что она произошла от «бесовского» набора основных карт таро. В традиционном, или венецианском, «тароке» применяется колода из 78 карт, которые делились на четыре масти: чаши, динарии, мечи и палицы. Масти заключали в себе четырнадцать картинок (фигур): Король, Королева, Рыцарь, Валет, очковые карты (от десятки до шестерки), Туз, очковые карты (от пятерки до двойки). Остальные, 21 карта, начиная с Фигляра и до последней фигуры, которая называлась Свет, относились к козырям. Их обычно называли Триумфами. В венецианской «системе» появился прообраз нынешнего джокера — карта Дурак. 78 карт пределом не являлись. Иногда встречаются колоды в 84 и более фигур. А флорентийская традиция вообще требовала 98 штук! В этом случае к уже известному нам набору добавляются Грации, Стихии и Зодиаки. Параллельно со сложным «тароком» распространился его упрощенный вариант («малый тарок»), который требовал всего 62 карты. Эта игра была наиболее популярной в Болонье, откуда «переселилась» во Францию.
Размах, с которым триумфально шествовали по Европе игральные карты, сравним разве что с моровым поветрием. Папа Римский лично обеспокоился небывалой алчностью своей паствы. Из Ватикана в адрес европейских государей шли настоятельные требования прекратить любыми средствами «сатанинские игрища», но тщетно. Подданные дулись в карты безбожно, проигрывая целые состояния либо невероятно обогащаясь. Бывали случаи, когда венецианские дожи или флорентийские магистры пытались ввести драконовские меры в борьбе с карточной истерией. Куда там! Азарт и корысть перекрывали любые страхи перед жестокими наказаниями. Охальников-картежников нещадно истязали, заключали в тюрьмы и обрекали на выплату огромных штрафов. Бесполезно — игорная вакханалия приняла масштабы повальной эпидемии. Сами правители с превеликим удовольствием резались в карты.
Метастазы карточной «опухоли» перекинулись и во Францию. Король Карл VI (1368–1422) с большим вниманием отнесся к новомодной игре. Вокруг бушевала Столетняя война с Англией, под вопросом была судьба французского трона, страну раздирали кровавые междоусобицы, а при дворе короля… самозабвенно предавались игре в карты. Впрочем, показательно то, что Карл вошел в историю с прозвищем Безумный. Не из-за игральных карт, конечно, но совпадение интересно.
Игра стала настолько популярной, что уже при следующем монархе, Карле VII (1403–1461), карты вполне «офранцузились» — появились собственные национальные правила и масти. Это: сердца, лунные серпы, трилистники и пики. Чуть позже они трансформировались в те, которые известны нам: черви (соеиг), бубны (саггеаи), трефы (trefle) и пики (pique). Правда, сами фигуры имеют несколько отличные названия, кроме очковых карт и тузов. Например, король бубен именовался Цезарем или дама червей — Юдифью, валет треф — Ланселотом. Эти названия, кстати, сохранились в некоторых гадательных системах. Карты в таком виде дошли до неспокойных времен Великой французской революции (1789–1793 годов). Вихри страшных событий сметали на своем пути буквально все, что хоть отдаленно напоминало прежние монархические «прелести», но… по непонятной причине «пожар революции» не затронул игральные карты. Максимилиан Робеспьер, правда, попытался было упразднить аристократические изыски. Ничего не получилось. Не уничтожить, так хотя бы изменить — республиканское правительство в числе прочих нововведений решило преобразовать и карты. Известному французскому живописцу Жаку-Луи Давиду (1748–1825) было поручено нарисовать фигуры, соответствующие духу революционного времени. Вместо королей художник изобразил гениев торговли, войны, мира и искусств; дам заменил свободами совести, печати, брака и предпринимательства; валеты приняли облик аллегорий равенства, прав, обязанностей и национальностей. Карточные фабриканты пошли дальше, решив подольститься либералам и якобинцам из правительства. В ход пошли философы-просветители (короли), добродетели в женском обличье (дамы), лидеры революции (валеты). Можно представить себе комментарии тогдашних игроков за столом:
— Берегитесь, милейший, я вашу «Свободу» сейчас поддену козырным «Вольтерчиком»!
— А у меня на вашего «Руссо», любезнейший, найдется «Маратик».
Германия не отставала от соседей и в том же XV веке выдвинула собственную систему и названия мастей: сердца (Herzen), зелень (Gruen), желуди (Eichen) и бубенчики (Schellen). Главное отличие немецкой системы от прочих в названиях фигур. Дело в том, что строгие правила лютеранской морали запрещали хоть как-то выделять женщин. В колоде не было дам. Их заменили «оберманном» (Obermann), который был «старше» валета-унтерманна (Untermann). Тузы же особенной ценности не имели и считались двухочковыми картами. Правила самой игры практически не отличались от итальянского «тарока». Внешне карты до начала XVII века были «одноголовыми», то есть фигуры изображались в рост. Следующее столетие ознаменовалось появлением «двухголовых» карт, какими мы пользуемся до сих пор. В эпоху Просвещения игральные карты были так популярны, что сама система игры применялась в обучении, прикладных науках (философии, астрономии, медицине…) и, конечно, в оккультных упражнениях.
Где карты и деньги, там шулеры и проходимцы. Профессиональные шайки карточных аферистов сложились почти сразу с формированием самих игр. Пройдохи шныряли по трактирам и харчевням, облапошивая обывателей. Судя по документам XVI века, «кидалы» очень беспокоили власти. Их вылавливали и нещадно карали за преступный промысел. Порой лишали «трудовых» частей тела — пальцев, кистей рук, выкалывали глаза, выжигали на лбу позорные клейма. Карточная «мафия» оказалась бессмертной. Традиции живы и сегодня: ужимочки, знаки пальцами, передергивания и т. п. Мало того, «профессия» карточного шулера всегда относилась к элитным промыслам в преступной среде. Правда, говорят, что нынче она претерпевает упадок. Тем не менее «кидалы» считаются криминальной аристократией и пользуются большим авторитетом.
В отечественной культуре игральные карты заняли особое место. Можно с уверенностью говорить, что они являются знаковым предметом российского быта. Наверное, у других народов нет такого «трепетного» отношения к картам, как в России. Величайшие писатели, художники, композиторы не просто посвящали им свои нетленные произведения, а сами были активными участниками карточного «процесса». Достаточно назвать имена Пушкина, Гоголя, Чехова, Достоевского… Одно перечисление займет уйму времени!
По мнению исследователей, игральные карты пришли в Россию из соседней Чехии, которая долгое время находилась под «патронажем» германских государств. Возможно, импортом карт занималась Речь Посполитая (Польша). Так или иначе, но первое упоминание о «зловредной игре» мы находим не в бытописаниях. А где бы вы думали? В высочайшем государевом указе! Точнее в сборнике российских законов — Соборном уложении 1649 года царя Алексея Михайловича (1629–1676). К игре тогда отнеслись с особым вниманием. Как испокон веков водилось на Руси, в невинной на первый взгляд забаве «распознали» тлетворное влияние Запада, покушение на христианские устои и чуть ли не угрозу существованию власти и государства. Так ли, сложно сказать, но россияне впитали в себя новую игру с небывалой охотой. Карточные баталии почти мгновенно приняли характер национального психоза. Играли везде, невзирая на увещевания церковных иерархов, запреты светских властей и обещание невероятных мучений для ослушников. Что с ними только не делали! Сколько было сломано «копий» и чиновничьих перьев! Но поделать со зловредным поветрием ничего не могли, как и в Европе. Надо заметить, что в Китае и на арабском Востоке подобного не наблюдалось. По этой причине, видимо, картежная разнузданность до сих пор не свойственна народам Азии.
Российские государи выдохлись в бесполезной борьбе с азартной игрой. Своеобразный переворот произошел в 1761 году при императрице Елизавете Петровне (1079–1762). Через четыре года в России наладилось фабричное производство карт, а сами игры подпали под «недреманное око» монархов — нельзя извести, так пусть доход приносят. Из запретного плода карты вмиг превратились в наимоднейшее развлечение. Помимо сложных правил, игры очень скоро обогатились оригинальным этикетом, этикой и кодексом чести карточных игроков. Из обычного времяпрепровождения (дабы скуку убить) игры, преобразились в ритуал, некое священнодействие! После каждого кона (игры, партии) требовалась смена