Победителям не светит ничего (Не оставь меня, надежда)

При посадке менты быстро шмонали каждого и придавали ему ускорение.

Первым чуть ли не в пасть псу полетел авторитетный здоровяк. Зачинщик скандала, оказался в середке машины, Крончер — рядом. Вслед за ним, матюгаясь, поднялись остальные. Их, буквально, вдавили внутрь.

Один из ментов сел у задней дверцы. После чего ее заперли снаружи.

Сквозь зарешеченное окно «газика» виднелись заснеженные улицы, здания в стиле русского провинциального классицизма, о которых еще утром пол-дня рассказывала девушка — экскурсовод. И даже великая русская река, о которой он столько слышал от родителей…

Посреди дороги блатной малый — любитель восточной музыки, из-за которого все началось, решил снова обратить на себя внимание.

На этот раз — прямо в милицейском «газике», благо ни для кинолога, сидевшего с собакой у самой кабины, ни для высокого курносого мента в штатском с обветренным лицом у самой дверцы, он был практически недосягаем.

Кинолог держал собаку за морду, чтобы она не искусала ближайшего к ней кавказца, а опер контролировал дверь.

— Эй, ты! — громко обратился к Крончеру все тот же малый, выплюнув сигарету изо рта. Физиономия его в ссадинах и синяках- была похожа на лоскутное одеяло. — Хочешь я тебе глаза выну?

Он соорудил из двух пальцев вилку и поднял их на уровень лба повидимому, не привыкшего к таким номерам израильского полицейского.

— Говори: хочешь? Что молчишь?!

Все в «газике» теперь уставились на него.

Он уже не мог взять свои слова назад. Базар состоялся. А за базар надо платить!

Алекс поколебался. Сказать: «Только попробуй!» — ударит! Смолчать? Трусость его только подстигнет…

Курносый опер, с обветренным лицом рядом с дверцей, попытался что-то сказать. Но малый только отмахнулся:

— А ты молчи, козел…

Он зарвался окончательно. Менты не прощают такое. Опер уже считал последние заснеженные повороты. «Газик» подъезжал к горотделу.

— Ну! Че молчишь? — Два пальца угрожающе качнулись перед лицом.

Опасность подсказала Крончеру нужную линию поведения. Выиграть время.

Сказал спокойно, глядя в бешенные глаза:

— Да, ладно. Чего заводиться?! Смотри, какой пес здоровый… На нас глядит.

Малый еще дергался, но интерес братвы к нему был уже утерян. «Газик» въехал во двор горотдела. Все смотрели в окошки. Куда поедут? Слевадежурка, с Изолятором временного содержания за выбеленной стеной, забранные железом окошки. Справа — двухэтажное длинное здание: собственно Костромской городской отдел внутренних дел…

Во дворе уже ждали. Дверцу открыли снаружи.

— По одному в дежурку! Руки за голову!..

Курносый опер, приехавший в воронке, сразу же тяжеловато посмотрел на «отмороженного», выступавшего по дороге, и на Крончера, этот был как бы потерпевшей стороной.

Малый мгновенно протрезвел, он все понял. За базар придется платить. Теперь он старался держаться в срединке, между кавказцами.

— Я беру этих двоих к себе… — опер показал дежурному на обоих.

— Забирай…

— Никуда не пойду. Я вас… Что мне сделаете?

Малый оказался бывалым. С ходу спустил с себя штаны, трусы, скинул пальто, куртку. Стоял голый, в носках и ботинках. Одежда ваялялась рядом.

Женщина, сунувшаяся, было, к дежурному с жалобой то ли на соседа, то ли на мужа, выскочила из кабинета как ошпаренная.

— Ничего, — опер позвал кого-то из коллег. — Разберемся.

Вдвоем они накинули хулигану на плечи пальто и крепко взяли под руки.

— Я сам. Пусти… — вырывлся тот.

— Ничего, милок, мы поможем…

Они повели его к двери. Крончер двинулся сзади.

— Кстати: про какого там козла ты говорил по дороге?! поинтересовался опер.

На дворе стоял звонкий от тишины, звездный вечер. Полная луна светила в небе куском ослепительного чистого льда. Крончер уже понял: снега в Костроме больше, и тут он значительно чище, чем в Москве. К вечеру морозец окреп.

Двор был безлюден.

Проходя мимо сугроба, курносый опер словно нечаянно поша тнулся, подшиб ногу шагавшего рядом скандалиста. Голой задницей тот плюхнулся в снег.

— Извини, милок, нечаянно. Впрочем тебе полезно чуть поостыть… Опер придержал его, не давая подняться. — Больно ты горяч… — Потом внезапно дернул того за руку. — Ладно, хватит рассиживаться. Пошли…

Известие, что в уголовном розыске горотдела находится детектив израильской полиции произвело впечатление разорвавшейся бомбы.

Американцы и англичане здесь уже бывали. А вот израильтянин впервые.

Иностранные корочки рассматривали, переглядывались, передавали из рук в руки.

— А ты кто по должности? — спросил курносый блондин с обветренным лицом, приехавший вместе с ним в «газике».

Алекс полжал плечами.

— Инспектор…

Курносый развел руками.

— Офицер?

— Офицер, — кивнул Алекс. — Но инспектор у нас не обяза тельно офицер. И следователь тоже может быть и сержантом…

Такого рода ответ не удовлетворил.

— Следователь- сержант? Ты всерьез?

— Всерьез.

— А по званию? Ну вот я, скажем, — старший лейтенант, любопытствовал он, — а ты?

— Капитан. У нас все звания до генеральского, как у вас, только лейтенантов не три, а два: младший и просто. А потом капитан…

— Фью, — присвистнул один из любопытных в капитанских погонах, молод…

На вид тому было лет тридцать пять, и форма сидела на нем довольно неуклюже.

— Да не! Я еще в армии офицером был, — как бы извинил ся Алекс. — А потом полицейскую школу кончил. Поэтому и быстрее капитана присвоили…

— А что за дела вели? — обращаясь на «вы», спросил другой опер молоденький лейтенантик. Он явно гордился своим званием, а манерами напоминал больше студента, чем мента.

— Марихуана, таблетки «экстази», кокаин…

— Наркота, — усмехнулся уже знакомый курносый из «газика».

— А вы? — спросил Алекс у лейтенантика.

— Я? — несколько стушевался тот. — У нас линейно- зональный принцип. Территория плюс линия работы. Я, вообще-то, после университета…

Из дежурки позвонили:

— Тут капитан Чернышев из Москвы разыскивает своего друга, его привезли из кафе…

В кабинете посовещались. Дежурному объявили: