— И если приходится идти на некоторые, ну, скажем, — компромиссы, то ведь связано это с гуманнейшей и благороднейшей целью…
Когда-нибудь переполнявший Панадиса пафос должен был, наконец, исчерпать себя…
— Все брал на себя некий китайский студент с большими связями. Трансплантанты мы получали от него…
— Вы хотите сказать, что профессор Бреннер тоже был знаком с Ли?
Панадис бросил на него быстрый и злой взгляд и поставил бокал на журнальный столик.
— Вы говорите загадками…
— А вы подсовываете мне вместо живого кролика — дохлую кош ку. Ли застрелен…
Теперь Крончер чувствовал себя куда уверенней.
— Если профессор Бреннер узнает, что вы представили мне его как вашего с Ли соучастника, вряд ли, он продолжит с вами сотрудничество.
При слове «соучастник» Панадис вздрогнул. Пытаясь выкрутиться, он впутал человека, которого ему ни при каких условиях подставлять не следовало.
Крончер размышлял и действовал как израильский полицейский, так, как в подобном случае никогда не поступил бы его российский коллега, предпочевший бы прежде закрепить сделанное Панадисом признание документом или магнитофонной записью.
— Конечно, вы бы нашли замену Бреннеру. Но во-первых, это бы заняло немало времени. А во — вторых, профессор бы выложил в полиции такие детали, какие бы могли вывести на вас Интерпол…
Панадис стоял к Алексу спиной. Даже такому ловкому и скользкому типу нужно какое — то время, чтобы оправиться и, сделав вид, что карты — не крапленые, продолжать игру.
— Я могу задать вам, инспектор Крончер, прямой, а не наводящий вопрос?
— Естественно, — подбодрил его Алекс. — Хотите, я облегчу вам задачу и спрошу сам?
Панадис, не спуская с него взгляда, кивнул:
— Что я, инспектор Крончер, хочу от вас, доктора Панадиса?
— Предположим, что так, — искательно улыбнулся Панадис.
Алекс заложил руки за шею и несколько раз потянулся.
— У меня тут друзья. Брат и сестра. Они обращались к вам. У нее больная почка. Ей необходима пересадка.
Панадис ухмыльнулся. В игре — полицейские и воры — полицейские порой меняются местами с ворами. Неподкупны только фанаты. Так было и на этот раз.
— Да. По-моему, я знаю, о ком вы говорите. Брат, кстати, весьма неприятный субъект…
— Помогите им. Вот телефон. Девушка потеряла надежду.
— И тогда?
— Обещаю, что лично вы меня больше интересовать не будете. За других, естественно, я ручаться не могу…
Вышагивавший по номеру Панадис остановился и, энергично потерев лоб он давно готовил эффектную развязку — крякнул:
— Ладно… Но это должна быть честная сделка… Надеюсь, вы меня не подведете… Вы что-нибудь слышали о медицинском центре доктора Рындина?
— Нет.
— Я сведу вас с ним.
Сверкающий огнями и подснеженный Большой Театр напомнил Анастасии корону на подушке с узорными вензелями. Такую она видела еще девчонкой, когда отец- заслуженный мастер спорта по конному спорту выступал в Англии и победил в стипл-чейзе.
Родители взяли ее тогда в первый раз в лондонский Тауэр. Маленькую Настю так поразил тогда этот знак королевского величия за пуленепробиваемым стеклом, что она долго еше потом видела его во сне и думала о нем. Наверное, это было связано с детскими сказками о королях и принцессах, кото рыми она зачитывалась.
Чернышев еще издали заметил Панадиса и тут же показал на него Анастасии. Она кивнула.
Панадис их тоже заметил. Двинулся навстречу.
Виктор постарался придать лицу выражение радостного удивления, что, впрочем, так никогда ему и не удавалосмь.
— Увы, друзья. Очень жаль, очень жаль, но мне еще ничего не удалось для вас сделать…
Панадис улыбался, но улыбка получилась колкой и холодной.
Короткая, чуть ниже пояса, беличья шуба его с редкими серыми прочесами несколько толстила его и пахла тонкими духами. Он поцеловал руку Анастасии, бросил быстрый, цепкий взгляд в сторону Виктора и жеманно протянул ему руку.
— У меня еще четверть часа… — Он взглянул на часы. — Обожаю балет. Полет скрипок… Призрачный цвет сцены… Грациозные феи на пуантах…
— Вы — поэт, — кутаясь в шубку, грубо польстила Анастасия.
— Вы не ошибилсь, — с налетом гордости произнес Панадис, — у меня вышли две небольшие книжки стихов.
Он готов был говорить обо всем, но только не о том, что их свело в сквере Большого.
— А что, — метнул в его сторону рыжеватый шальной взгляд Виктор и мотнул короткоостриженной, без головного убора головой. — Врачи вон ведь как в литературе вымахали: доктор Чехов, доктор Булгаков, доктор Вересаев, доктор Аксенов, теперь — доктор Панадис…
— Ваш брат просто поражает своей литературной эрудицией, — явно обозлившись, бросил Панадис, — Откуда она у него? Из афганских далей? Из Чечни? У вас там работали литературные кружки?
У Анастасии вытянулось лицо.
— Виктор, — укоризненно бросила она, — ну когда ты, наконец, угомонишься? Для чего все это?…
Панадис плотно сжал губы и повернулся к Анастасии.
— Увы, милочка, при всей своей симпатии к вам ниче — гошеньки не могу сделать…
Со стороны могло показаться, что это относится не столько к Анастасии, сколько к Виктору. Маленькая месть большому нахалу. Он словно забыл о своем обещании израильско му полицейскому.
Анастасия поднесла к глазам платок.
— Ради Б-га простите, что мы вас задерживаем…
— Вы же врач, — обратился к Панадису Чернышев. Это можно было рассматривать как косвенное извинение. — неужели вы не можете что — то хотя бы подсказать?
Панадис кивнул: хорошо, его уломали, он подскажет.
— Почему бы вам не обратиться в Медицинский центр?
Панадис тянул, не договаривал, уводил в сторону. Наконец, сочтя, что коиент спекся, поджал губы. Решился.
— Недавно я познакомился с очень продвинутыми в области хирургии и трансплантации жизненноважных органов специалистами…
Панадис вопросительно взглянул на клиентов, достал из заднего кармана брюк кошелек и, покопавшись, вытащил визитную карточку.
«Доктор Олег Анатольевич Рындин, председатель Медицинского центра „Милосердие-97“, Москва».
Виктор скосил взгляд в сторону, смотрел, как, выташив из перчаток длинные, холеные руки, Панадис сжал ими похолодвшие пальцы Анастасии.
— А вы сами обратились бы в этот Центр? — спросил Чернышев.
Панадис мог промолчать, но на этот раз он решил наказать наглеца подчеркнул его плебейские замашки.
— Интересно, где вы воспитывались?!
Старший опер РУОП Виктор Чернышев вырос в писательском кооперативном доме, в нескольких поворотах от метро «Аэропорт». На небольшом пятачке вокруг правления Литфонда в домах высшей
