Навстречу ему из лифта прошли люди ростовского экипажа. — вам сюда…
Она не зашла туда, неслышно прикрыла за ним дверь.
По-прежнему ничего не понимая, он остановился. В комнате на четверых кровати были аккуратно застелены, пусты. В средине стоял большой квадратный стол. Напротив окон, на стене, висела карта авиалиний Евразии…
За столом Раджабова ждали трое. Он видел их впервые. Высокий, лет сорока, с дерзким взглядом; молодая женщина с короткой, медного цвета стрижкой и худой, нескладный малый с крупными темными глазами и натренированной фигурой спортсмена.
— Ну вот, мы с вами и встретились, — сказал тот, что постраше, представляясь, — майор милиции Виктор Чернышев.
Он открыл красные корочки, подождал, пока бортпроводник ознакомится со всеми записями.
— А это — показал он на двух других, рядом с ним — мужчину и женщину, — капитан израильской полиции Алекс Крончер и старший лейтенант милиции Анастасия Гончарова…
Стюард набычился, не произнес ни слова и, не спросив разрешения, присел на ближайший стул.
— Это что ж, арест? — его могучий, почти квадратный подбородок тяжело ткнулся в форменный застегнутый сзади на шее галстук-регату.
Тот, кто назвался майором милиции Чернышевым, смотрел на него с вызывающей усмешкой.
— Может статься и так, — ухмыльнулся он, — еще не решили…
— Вы что, забыли, что я — гражданин другой страны?! — с угрожающим пафосом в голосе произнес пилот.
— А и так, — вызывающе произнес тот же майор в штатском. — У вас есть возражения?
— Тогда зовите консула: ничего я без него вам отвечать не буду…
Челюсти его были теперь крепко сцеплены.
Чернышев ответил — он был тут за старшего.
— Какой грамотный: консула! Ему хочешь звонить? Ну, давай! Сейчас предоставим тебе такую возможность…
Он позвонил кому-то по сотовому телефону.
— Помоги выяснить номер телефона узбекского посольства в Москве. И сообщи мне сюда, ладно?…
Чернышев дал отбой.
— Сейчас мне сообщат… Но я должен предупредить, — майор держался чрезвычайно уверенно. — К уголовной ответственности привлекают по месту совершения преступления. И вне зависимости от гражданства…
Раджабов приподнял тяжелый подбородок, прислушиваясь.
— Мы пока тут просто разговариваем с вами. Если же появятся дипломаты, — быстро прошлась по нему взглядом спутница майора, — все кончится иначе. Даже при лучшем для вас исходе на международные рейсы вы уже никогда не попадете. Ни здесь, ни в другом месте. Это уж, как пить дать…
— Это почему же?! — как можно небрежнее спросил бортпроводник.
— Из-за груза, который вы перевозили Китайцу. Имя «Ли» вам что-нибудь говорит?
— В первый раз слышу.
— И вы, безусловно, не знаете, что Ли пристрелен у себя дома. Не всякий такого удостаивается!
— Я ничего не знаю.
— Еще бы, — ехидно вставил Чернышев, — в «Ташкентской правде» об этом не напишут…
Стюард нахмурился: на крупном лице заходили мощные желваки.
— Да вы о чем это? Еще пришьете что-нибудь…
— В его в записной книжке ваши координаты. — сказала женщина. Хотите убедиться?
Чернышев вмешался в разговор.
— Думаешь, у нас, в московской милиции никого нет, кто бы по-китайски читал? Держи!
Майор протянул ему записную книжку. Он блефовал: если бы пилот раскрыл ее, оказалось бы что Ли все свои записи делал по-русски.
Но бортпроводник нервничал и ее не коснулся.
— А если даже и знал я убитого? Это что — основание для ареста?
— Ну, зачем так?! А транспортировка органов для пересадки через Россию! — оборвал Чернышев. — Это ведь по поручению китайца. Как они попали к нему?
— А, может, у него большие связи на родине…
— С кем? Он что, на базаре их покупал? — как ножом полоснул Чернышев.
Но бортпроводник не обратил никакого внимания на его реплику.
— Трансплантанты идут из китайских тюрем. Там растреливают по нескольку тысяч человек в году… — пожал он плечами.
Глаза у Чернышева стали злыми, колючими.
— Понимаешь, используют люди медицинское утильсырье… — повернулся Чернышев к Насте. — а тут находятся такие, как мы, что им мешают…
— Хреновина какая-то, — возмутился стюард.
— Хреновина? — зыркнул на него Чернышев. Еще какая! В Китае расчленяют трупы людей. Кто они? Почему их жизненно важные органы переправляют в Ташкент, а оттуда гражданин Узбекистана доставляет эту человечину в Москву… Кто это оплачивает? Из каких средств? Разве не хреновина?
Он обернулся к женщине, своей коллеге.
— В Интерполе уже давно интересуются этой цепочкой…
Стюард не произнес ни слова. Выдержке его можно было только позавидовать.
— Мне лететь обратно… — Он взглянул на часы.
— Мы вас снимаем с рейса и берем с собой.
— Зачем? — провис в воздухе угрюмый вопрос. — В чем конкретно моя вина?
— Это вам объяснят в прокуратуре. Для начала вы будете допрошены о ваших взаимоотношениях с убитым. Вы подозреваетесь в том, что являлись соучастником тяжелейшего уголовного преступления, — вступила в разговор молодая женщина — офицер милиции. — Речь идет о принуждении к изъятию органов человека для трансплантации… Каким же надо быть выродком, чтобы этим заниматься…
— Это я — выродок? — желваки на скулах стюарда снова вздулись. — Да если на то пошло, благодаря этим почкам и печенкам сколько жизней людских спасено…
— Да он, оказывается, благодетель! — Чернышев вскочил, прошелся по комнате. — Жизни спасал! А ты ему судом грозишь?!
Раджабов следил за ним исподлобья.
Когда майор возвратился и снова сел за стул, он спросил с вызовом:
— А что, лучше было бы, если бы трансплантанты свиньям выбросили? Или в мединститутах для студенческого обозрения заспиртовали? Вы что, — налился бураковой синевой бортпроводник. — Не знаете, о ком речь идет? Что все это — мразь уголовная! Казненные воры и разбойники…
Майор и женщина-офицер переглянулись.
— А вам точно известно, кто был там растрелян, в Китае? — в голосе женщины звучал откровенный сарказм.
— Ему ведь справки оттуда выдали! — зло отозвался Чернышев и обернулся к карте Евразии с авиамаршрутами на ней. — Из Пекина и Ташкента. Официальные: казненные, они — преступники… И все такое.
— А если и преступники? — вдруг спросил до сих пор молчавший израильский полицейский. — У вас есть право распоряжаться их телами?
Аргумент был совершенно неожиданный.
— Они разве — не люди? Их и без того наказали самым жестоким образом, а теперь еще и распотрошить надо?
Теперь все глядели на него.
— Ну, если бандит для вас как и праведник — одно и тоже, бортпроводник не закончил фразы, —
