получай деньги. Ключ от сейфа оставь у секретаря. Пистолет…
— Понятно.
Алекс встал. «Туз» подошел к нему, обнял за плечи:
— Крончер, мы возлагаем на тебя большие надежды. Смотри не подкачай… Дополнительные инструкции получишь в Москве. У нашего представителя…
Виктор Чернышев начал традиционно.
С места происшествия.
Китаец снимал квартиру в многоподъездной «восьмиэтажке» — лежачем небоскребе, протянувшемся внутри квартала. Со всех сторон вокруг его закрывали другие дома. Разнокалиберные, разноэтажные. Свободная застройка семидесятых.
В стороне виднелась аптека, несколько магазинов. Окна домов смотрели друг на друга. В часы «пик» нескончаемая череда людей тянулась отсюда к автобусам, к метро.
Чернышев приехал к дому поздно вечером.
Сейчас здесь было пусто и тихо. Виктор постоял у подъезда.
Короткоостриженный, не очень высокий, сухощавый крепыш лет 35, даже по виду, малоразговорчивый, жесткий, уверенный в себе, каких много в Москве.
Теперь на таких все больше обращали внимание, скорее всего, из-за скрытой угрозы, исходившей от них, хотя они и старались не выделяться, раствориться в безликой толпе.
Поднявшись на восьмой этаж, Виктор подошел к окну. Пейзаж был знакомый: «Ночь, улица, фонарь, аптека…»
Окна квартиры, в которой был убит Ли, тоже выходили на эту сторону. По меньшей мере, из десятка окон в доме напротив могли заглянуть в тот вечер к нему в комнату, не задерни он предусмтрительно шторы.
Кто-то мог, случайно глянув вниз, увидеть и киллеров, входивших в подъезд. Или выходивших из него…
Во многих окнах в доме напротив и сейчас еще горел свет.
Чернышев принялся внимательно просматривать их одно за другим, пока не нашел то, о котором писал в своем рапортие участковый…
На звонок в дверь долго никто не отвечал, потом раздался глухой мужской голос:
— Кто?
Виктор назвался.
Непродолжительное молчание: там, по — видимому, переварили внезапное вторжение.
— Подождите… Сейчас…
Дверь открылась, и перед Виктором предстал человек его возраста в инвалидной коляске. «Телеглаз», как назвал его участковый.
Лицо инвалида, как у всегда у тех, кто мало бывает на воздухе, светилось желтовато — серым налетом, но глаза под бритым черепом смотрели настойчиво и яростно…
Виктор непроизвольно отвел взгляд.
В прошлой своей жизни, ничего кроме брезгливости, не мог он испытывать к человеку, подглядывавшему в оптический прибор за соседями.
Но в
На этот счет существовали категорические высказывания любимых авторов. В доме родителей продолжался бесконечный интеллигентский треп о совести, которая либо есть, либо отсутствует.
«Это как же! Читать чужие письма! Позор!..»
Но теперь Чернышев признавал интерес к чужой жизни. Правда, только при наличии профессиональной сверхзадачи. Если речь идет о борьбе с уголовной преступностью, в разведывательных и контрразведывательных целях…
Многое он отдал бы сейчас за то, чтобы нашелся человек, подсматривавший за квартирой китайца в момент, когда там орудовали киллеры…
— Это вы по поводу китайца? — спросил человек в инвали дной коляске.
Виктор кивнул. Инвалид развел руками:
— Да что еще я могу сказать? Ведь говорил уже, что не видел ничего особенного…
— Ничего?
— Абсолютно.
В принципе на этом можно было ставить точку.
Человек в инвалидной коляске ждал.
Виктор подумал немного, потом спросил, стараяь не показа ться полностью бестактным:
— А вы бы не могли дать мне взглянуть в вашу подзорную трубу?
Инвалид на мгновение дрогнул. Его словно застали за чем-то постыдным. Но все же, вздернув брови, решился:
— Коли надо — так надо!..
Он отъехал в угол, открыл дверцу шифоньера и достал оттуда подзорную трубу. Потом, пошарив за шкафом, — штатив.
Установив штатив и приспособив к нему трубу, Виктор вни мательно вгляделся в открывшуюся перед ним перспективу. Потом сменил угол зрения в поисках оптимального варианта.
Дом напротив был виден ясно и четко: скорей всего, увеличительная способность трубы была наредкость высокой. Но вширь поле зрения ограничивал размер оконного проема.
Виктор представил себя инвалидом, заглядывающим в чужую жизнь. Вот мелькнула вышедшая из ванной женская фигура. Торопливо кинулась друг другу в объятья истосковавшаяся парочка…
Но одно дело — истекающий слюной импотент перед замочной скважиной или перед глазком «пип — шоу», когда где — то на сцене уже просто автоматически трахаются за деньги партнеры.
Другое — этот наблюдательный пост у окна…
Что чувствовал в такие минуты, человек в инвалидной коляске.
Тут была не только своя логика, но и своя правда.
Потому что у того, у кого есть все, правда, она, совсем не та, чем у того, кто лишен всего.
Благоприобретенная внешняя шероховатость так и не удалила до конца его внутренней деликатности, поэтому Чернышев даже не поинтересовался, живет ли хозяин квартиры один или с кем- нибудь из родственников, есть ли у него семья.
— Так вы говорите, — никто не выходил и не заходил? — спросил Виктор задумчиво.
— Да поздновато уже было. И холодно…
Виктор нацелил трубу на квартиру Ли. Шторы на окнах были задернуты. «Милиция постаралась…»
— А сутенер, который привел к китайцу девку, был один?
— Двое… — удивленно откликнулся инвалид. — Они всегда вдвоем ходят…
— Они ведь не в первый раз с ней приезжали?.
Инвалид кивнул:
— Я его тут уже видел и раньше.
Виктор вздохнул:
— Может хоть какая еще мельчайшая деталишка…
Он всегда испытывал неловкость перед инвалидами.
Мужчина в коляске задумался.
— Тетка еще одна выходила. С собакой…
Но тетки Виктора не интересовали.
— Хотите чай? — спросил вдруг хозяин квартиры. Чем-то ему нравился этот приехавший на ночь мент, а чем — он объяснить бы не смог.
— Да нет, спасибо!
— Пива? — поинтересовался тот снова.
Отказываться было неловко и Виктор кивнул.
