исчезли. Старик упал прямо на пороге, и уже совсем скоро могильщики из Хевра Кадиша готовили для него место на участке для бродяг.
Сказка тринадцатая
О пиратах Хайфского залива
В 1187 году Хайфа была захвачена Саладином, и ее стены разрушены. Маленькое государство крестоносцев вступило на путь окончательных территориальных уступок и гибели. Тем не менее стены Хайфы были восстановлены еще один раз — французским королем Людовиком Девятым Святым, сыном Бьянки Кастильской, после его освобождения из плена в Египте. Однако уже в 1265 году город был захвачен Бейбарсом Мамлюком, незадолго до того — в качестве командующего египетской армией — победившим монголов в битве при Айн Джалута в Восточной Галилее. После победы Бейбарс не только обманом убил султана Египта Кутуза, но и почти сразу же обратился против своих недавних союзников — крестоносцев, чья помощь во многом предрешила его невероятную победу при Айн Джалуте. Стремясь навсегда лишить крестоносцев возможности вернуться в Хайфу, Бейбарс приказал разрушить значительную часть стен и домов города. И действительно при мамлюках Хайфа приходила во все больший упадок, пока наконец в декабре 1516 года не была захвачена армией турецкого султана Селима Первого. Но как раз для Оттоманской империи Хайфа оказалась расположенной крайне неудачно. Египет — даже после его подчинения султану — продолжал оставаться одним из центров военной и политической силы и находился в состоянии спорадического противостояния центральной власти. И, соответственно, земли, расположенные на пути из Анатолии в Каир, постоянно являлись не только объектом открытых политических споров и притязаний, но еще больше — скрытых интриг. Именно поэтому до середины восемнадцатого века ни центральная власть, ни ее непокорные египетские вассалы не могли здесь утвердиться. Хайфа все больше становилась «ничьей землей»; новые дома давно уже не строились, а наместники, направляемые султаном, раз за разом убеждались в своей беспомощности.
Так что нет ничего удивительного в том, что в шестнадцатом и семнадцатом веках эта «земля никого» была облюбована пиратами и постепенно превратилась в основную базу морского разбоя в Восточном Средиземноморье. Хайфские пираты грабили и христианские, и мусульманские корабли; совершали набеги и на Акру, и на дальние земли; более того, в значительной степени, упадок порта в Акре был связан именно с существованием ее неспокойного соседа. Бороться же с пиратами было делом чрезвычайно сложным. К тому моменту, когда в городе появлялись регулярные оттоманские части, пиратские суда оказывались уже далеко; но как только армия уходила, пираты снова возвращались в город. Оставлять маленький постоянный гарнизон в городе с разрушенными стенами было бессмысленно, поскольку такой гарнизон оказывался беззащитным перед пиратскими пушками и неожиданными нападениями с моря; держать же в маленьком городе целую армию было и слишком дорого, и нерационально, и чрезвычайно сложно во всем, что касается обеспечения ее продовольствием и снаряжением. В результате, пираты обосновались в Хайфе достаточно основательно и постепенно превратили ее в одну из своих основных баз. Более того, как кажется, постоянные жители Хайфы тех времен и сами лишь немногим отличались от пиратов — как по свирепости, так и по готовности к риску. Один из документов сообщает, что в 1575 году, когда случайный торговый корабль попытался пришвартоваться в Хайфском заливе во время бури, на него напали жители города, выйдя в бушующий залив на маленьких рыбацких и пиратских лодках. Впрочем, в конечном счете почти чудом — благодаря исключительному искусству капитана и лоцмана из Акры — судну все же удалось спастись.
Путешественники того времени писали, что в Хайфе каждый посетитель города оказывается в опасности, и рекомендовали паломникам ходить по городу группами, постоянно держать оружие наготове и стараться засветло покинуть городскую черту. Испанец Антонио де Кастильо, оказавшийся в Хайфе в 1628 году, сообщает, что даже хайфская церковь находится в состоянии запущенном и неухоженном. В 1701 году французский посланник в Сидоне, бывший одним из немногих европейцев, оставивших воспоминания о Хайфе того времени, описывает ее, как «lieu d’azille pour tout sorte de gens», что дословно переводится, как «место убежища для всякого рода типов». Впрочем, слово «azille» может иметь и иной смысл — «приюта для безумцев». И действительно, человек, случайно зашедший в те времена в хайфскую пивную или бордель, сталкивался не только с ожесточенностью искаженных и израненных лиц, но и с пугающей хищностью взглядов и странностью поступков. В результате к середине семнадцатого века эта столица пиратов Восточного Средиземноморья — так же как, например, и знаменитая столица Пиратов Карибского бассейна Порт-Рояль на острове Ямайка — приобрела несколько сомнительную репутацию города, большую часть населения которого составляют пираты, разбойники, содержатели притонов, проститутки и торговцы краденым. На ночных улицах, по которым текли помои и нечистоты, среди запущенных домов разносилась пьяная брань, крики, громкие песни, женский визг и хохот. Жители Средиземноморья иногда называли Хайфу «маленькой Мальтой», иначе говоря, местом, где слово султана и его пашей достаточно мало что — или даже совсем ничего — не значило.
Впрочем, упоминания про Мальту имели и еще один смысл. Один из больших пиратских кланов, обосновавшихся в Хайфе, был кланом мальтийских пиратов. Мальтийцы не только принесли с собой многие из обычаев, характерных для пиратов Западного Средиземноморья, но и обосновались в городе так основательно, что на определенном этапе, бывшем, впрочем, не слишком долгим, Хайфа воспринималась в качестве города именно мальтийских пиратов. И все же большую часть времени, как и все подобные города, она служила скорее местом соперничества различных пиратских капитанов, маленьких флотилий и их недолгих союзов. Пожалуй, наряду с мальтийскими пиратами в шестнадцатом веке наиболее примечательную из таких групп составляли еврейские пираты, не только, несмотря ни на что, ощущавшие острую тоску по земле Палестины, но и, в отличие от большинства евреев, имевшие хотя бы частичную возможность ее реализовать. Разумеется, трудно сказать, что они существенным образом отличались от других бандитов, грабивших нагруженные золотом и серебром испанские корабли на их пути из Нового Света, хотя некоторые из этих пиратов и соблюдали кошрут. Однако если в семнадцатом веке пиратство уже не имело никаких целей, кроме грабежа, наживы, захвата рабов и убийства, в шестнадцатом веке еврейских пиратов объединяло еще и страстное стремление отомстить Испании и испанской католической церкви. Те из их современников, которые с ними сталкивались, утверждали, что эти пираты говорили на языке «ладино» — диалекте староиспанского с отдельными словами, взятыми из иврита, который был сохранен евреями Пиренейского полуострова, а впоследствии перенесен в различные еврейские общины Восточного Средиземноморья. Старые же еврейские общины Иерусалима и Цфата продолжали говорить на ладино до начала двадцатого века.
История этих пиратов лишь на первый взгляд может показаться романтичной. В 1492 году указом «католических королей» Фердинанда и Изабеллы евреи теперь уже практически объединенных Кастилии и Арагона были вынуждены либо креститься, либо покинуть Испанию, оставив или продав за бесценок почти всю свою собственность. Где-то половина или чуть больше выбрали изгнание, остальные — крещение. В течение трех месяцев около двухсот тысяч евреев было изгнано с Пиренейского полуострова; люди, еще совсем недавно входившие в число наиболее образованных представителей испанского общества, превратились в нищих беженцев, разбросанных по Западному Средиземноморью и Оттоманской империи. Впрочем, судьба оставшихся оказалась немногим лучше. За двадцать лет, частично предшествовавших указу об изгнании, частично последовавших за ним, созданная незадолго до этого «новая» испанская инквизиция провела около ста тысяч процессов по обвинению в ереси; абсолютное большинство обвиняемых были крещеными евреями. В ужасе от происходящего, даже несколько епископов отправили Святому Престолу письма протеста; однако и эти письма никак не повлияли на ситуацию. Несмотря на то, что в конечном счете лишь около двух тысяч подследственных были сожжены на кострах, многократно большее их число подверглось пыткам, часто более страшным, чем смерть: публичным унижениям, поркам и лишению всей собственности. Под подозрением оказался практически каждый крещеный еврей; многие же тайно бежали на территорию Оттоманской империи и в европейские страны — и возвращались к иудаизму. Но некоторые из них искали путей мести. Среди них был Яков Куриэль, по кличке «адмирал». Про его жизнь известно довольно много, поскольку о ней рассказано в «Книге видений» одного из самых
