полутемной лестнице. Мне вдруг взбрела в голову шальная мысль: как она себя поведет, если ущипнуть ее сзади?
Убранство квартиры являло счастливое сочетание изысканности и практичности. Дорогая мебель, китайские вазы, бухарские и персидские ковры, несколько полотен кисти Лукиана и Тоницы, среди которых затесались, диссонируя с цветами и ангелочками, странные гравюры в манере Мегенберга или Грюнпека, изображавшие монстров, бесов и безобразные безголовые существа. Вдоль всех стен стояли шкафы, заполненные книгами. Кроме того, имелся полный набор бытовой техники, отражающий последние достижения в этой области. Я не заметил ничего лишнего — ни дорогих безделушек, ни статуэток, ни сувениров. Вся обстановка говорила о строгом вкусе хозяйки. Можно было подумать, что здесь живет мужчина, если бы в воздухе не витал несомненно женский аромат. Когда-нибудь я сумею наконец понять, отчего ее кожа пахнет одновременно духами, книгами и табаком.
— Извини, пожалуйста. Пока я переодеваюсь, ты можешь сам сделать кофе. В кухне есть все необходимое.
Она оставила меня одного в огромной комнате, которая могла служить и столовой, и библиотекой, и гостиной, и даже студией. Вещей здесь было много, но они не создавали впечатления восточного базара.
Я приподнял уголок оконной гардины — поражающего размерами гобелена с изображением жертвоприношения Ифигении. Крыши окрестных домов — старинных окетливых особнячков — напоминали белых медведей, спящих на бескрайней льдине.
— Я была уверена, что ты бездельничаешь! Весной, глядя в это окно, лучше понимаешь строки: «Окутан нежной дымкой сад…»
— «…и в путь пустились муравьи. И трубы больше не дымят, и вновь поют нам соловьи», — продолжил я.
— Чудесно! — обрадовалась она, хлопая в ладоши. Именно эти стихи и должны были приходить ей в голову, когда она любовалась пейзажем из своего окна. Простое домашнее платье, пожалуй, даже прибавило ей очарования. Большинство женщин любят рассказывать о себе (конечно, в разумных пределах); я подумал, что и она поведет себя так же.
— Чем ты занимаешься?
— Главным образом кинокритикой.
— Может, — внезапно осенило меня, — ты Серена Сариван? Она улыбнулась и ничего не ответила. Но через какое-то время, думая, что я лишился дара речи, решила меня подбодрить:
— Ты удивлен? Может, я не соответствую тому представлению, которое у тебя сложилось?
— У меня не было сложившегося представления ни о том, как ты выглядишь, ни о твоем характере. Я считал тебя начинающим циником.
— А теперь твое мнение изменилось?
— Да. Теперь я считаю тебя зрелым циником.
— Ты упустил удобный момент для комплимента, — Серена сделала кислую мину. — Я иду готовить тебе кофе.
Когда я узнал, кто она, то резко изменил свое мнение о ней. Ведь при поверхностном суждении она производила впечатление играющей в загадочность, капризной, избалованной и нахальной кошечки, скорее всего глупенькой. Но Серена Сариван просто не могла быть глупенькой.
Я пошел за ней в маленькую уютную кухню, охваченный непреодолимым искушением смотреть на нее не отводя глаз, как смотрят дети и мужчины на пирожное — вожделенное лакомство после воскресного обеда (особенно если нет футбола). Я сел на стул и начал зондировать почву.
— Нет ли у тебя фотоаппарата со вспышкой?
— Конечно, есть.
— Одолжи мне его до завтра, будь добра.
— А если не одолжу, ты прибегнешь к тому же методу, который использовал с автомобилем?
— В случае с автомашиной меня вынудили обстоятельства.
— Обстоятельства! Какие же именно обстоятельства?
Я выпрямился, закурил и принял серьезный вид.
— Сегодня вечером в доме Алботяну я находился в командировке. Честно говоря, фактически я и сейчас в командировке. Только теперь мне захотелось одним выстрелом убить двух зайцев.
Обернувшись, она испепелила меня взглядом:
— И один из этих несчастных зайцев — я?
— А разве ты против?
Она не ответила. Доставая кофемолку, повернулась ко мне спиной, и лицо ее заметно покраснело. Золотистый пушок на руках сердито встопорщился, и колдовское очарование рассеялось.
— Зачем тебе фотоаппарат?
— Хочу сделать несколько порнографических снимков.
— Пожалуйста, без шуток.
— Я говорю самым серьезным образом.
— Разве ты можешь быть серьезным? До сих пор не замечала. Видимо, ты страдаешь инфантильностью.
Я помотал головой. Чудесно пахло свежим кофе, сваренным в старинном медном кофейнике, которым наверняка пользовалась еще ее бабушка. Изящная чашечка из тонкого саксонского фарфора казалась естественным продолжением руки Серены — стебля, несущего драгоценный груз едва распустившегося бутона.
Я посмотрел на часы. Опутавшие меня чары развеялись. Несколькими глотками я выпил кофе и собрался уходить.
— Который час?
— Половина двенадцатого.
— Если хочешь, можешь побыть еще. И пожалуйста, не надо превратно толковать мое приглашение! — добавила она (видимо, у меня заблестели глаза). — Если ты останешься, мы будем только разговаривать. Мне не хочется спать, а завтра никто и ничто не заставит меня встать рано.
Я загасил сигарету в пепельнице, и когда решил опорожнить ее в мусорное ведро, все кости у меня предательски захрустели.
— Если ты оставляешь меня только ради беседы, я лучше уйду.
Она равнодушно пожала плечами. Захватив ладонями левую ступню, начала энергично ее массировать и даже застонала от наслаждения.
— А что, если ты поедешь со мной? — решил я закинуть удочку.
— Куда? — простонала она, терзая стопу.
— Туда, куда мне надо.
— Видимо, в тюрьму! — съязвила Серена. — С твоей физиономией тюремного надзирателя только там тебе и место!
Я ощетинился, как еж: не выношу шуток на эту тему. И тут мне пришла в голову ценная мысль.
— А если речь идет о защите одинокой женщины, что тогда ты ответишь?
— Отвечу, что ни капельки тебе не верю.
Серена ждала со спокойствием капкана, а в глазах ее прыгали искорки иронии.
— Ну, тогда, допустим, некий муж хотел бы в свое отсутствие оградить жену от посягательств сумасшедшего, зная, что от слов тот может перейти к делу.
— Фи, посягательства сумасшедшего! Настоящий сумасшедший тот, кто обратился к тебе. Почему бы заботливому мужу не заявить в милицию?
Ей не откажешь в сообразительности. Однако мне будет неприятно, если, развенчав мои усилия выдать себя за сотрудника правоохранительных органов, она догадается и о моих истинных отношениях с ними.
— Милиция не занимается такими пустяками.
— Если это пустяки, неужели злополучный псих мог угрожать несчастной женщине до такой степени, что муж испугался и стал принимать меры?
