комично тряся головой, проворчал он себе под нос.
Я включил радио, так как был уверен, что кто-нибудь из соседей подслушивает под дберью.
— Поторопись! — рявкнул я. — У меня нет желания скончаться от болевого шока у тебя на руках!
Порох глянул на мою синюю ладонь и в одну секунду вытащил инструменты. Это удивительно, но от напряжения, с которым он работал, прекратилось дрожание головы.
— Почему ты отошел от дел? — спросил я. — Ведь у тебя талант!
— Моя профессия теперь не приносит дохода, — покачал он головой. — Что нынче крадут? Разве что какие-нибудь паршивые одеяла… Сегодня воры стали ничтожными курокрадами, мелкими жуликами!
Наручники с металлическим клацаньем раскрылись, и я почувствовал огромное облегчение. Я промыл раны от зубцов под струей воды, которую из банки с отбитым краем слил мне над грязным тазом Порох. В доме этого скряги не нашлось и молекулы спирта, так что мне пришлось, смочив носовой платок собственной мочой, перевязать им запястье.
Порох возился около радиоприемника, без устали тряся головой. На его рабочем столе лежала всевозможная аппаратура, глядя на которую можно было вообразить, что находишься в ракете, готовой стартовать на планету марсиан или венерианцев.
— Эй, запись готова? — спросил я его.
Встрепенувшись, словно мой голос его разбудил, он начал еще заметнее трясти головой и даже заикаться.
— Послушай…
— Что послушать? — мрачно спросил я, предчувствуя какую-то пакость.
— Лента… Она в том же состоянии, в каком я ее тебе дал. Новехонькая. Чистая. На ней ничего, даже плача вселенной, не записано.
Я сделал звук радио погромче и влепил Пороху звучную оплеуху. Тоже мне, «плач вселенной»!..
— Брось свои штучки! Я пообещал разнести твою развалюху, хочешь, чтобы я сдержал слово? Ты от меня больше ничего не получишь.
— Так и знал, что ты мне не поверишь, — испуганно прошептал он. — Но я тебя не разыгрываю, правда! И не прошу денег. На этой кассете ничего не записано.
— Надеюсь, ты не перехватил у меня игру? — спросил я раздумывая о случившемся.
Он дал слово бывшего вора, что нет. Какое невезение! Из-за моей невнимательности — забыл нажать на какую-то клавишу — лента крутилась вхолостую. Все мои надежды потерпели крушение от идиотской небрежности.
Я заново раскурил погасшую гавану и, глядя ему прямо в глаза, спросил:
— Ты разбираешься в почтовых марках?
— Нет, — мгновенно ответил он, хотя и нейтральным тоном.
— Может, знаешь о кражах марок, совершенных за последнее время?
— Понятия не имею!
— А имя Манафу тебе о чем-нибудь говорит?
— Манафу, Манафу! — Пытаясь припомнить, он комично перекосил лицо. — Да! Я вспомнил! Марки стоимостью в несколько миллионов леев. Уже были попытки их похитить… не советую тебе соваться. У нас их продать некому а вывезти из страны невозможно. Если даже и удастся переправить их через границу, то продать все равно не продашь без связей с акулами. А они проглотят тебя — не заметят.
— Хватит молоть языком! Кто уже пытался провернуть это дельце?
— Не знаю, — пожал он плечами.
— Ты уверен?
— Вполне.
Я затянулся сигарой и выпустил дым через нос.
— Какая сумма улучшит твою память?
— Поверь, я никогда не знал их имен!
Он казался искренним. У меня не было причин подозревать его во лжи.
Я распрощался и ушел, думая о том, что старость — это наказание за все наши ошибки. Причем наказание бесполезное.
В укромном местечке я разыскал телефон-автомат и, опустив в аппарат жетон, набрал номер, который крутился у меня в мозгу с самого утра.
— Да, — ответил мне скучающий голос.
— Ты еще меня ждешь? — помолчав, спросил я.
— Ты где?!
— Недалеко.
— Что ты делаешь? Ты придешь?
— А как же!
— Приезжай немедленно!
Мне стало так приятно, что я почти забыл обо всех своих бедах. Положил трубку, сел в машину и буквально полетел к «Атене-паласу». Перед входом прогуливался генерал, весь покрытый золотыми галунами. Я знаком подозвал его.
— Хочешь заработать что-нибудь сверх нормы?
— Оставь меня в покое, — осторожно сказал он. — У меня нет времени на пройдох!
Он принял меня за афериста или сводника. Я протянул ему в окошко номерок от гардероба и сотенную.
— Будь добр, принеси мне мою хламиду! — сказал я. — И по дороге прихвати букет роз. Одну из них можешь оставить себе и исколоть ладонь шипами. Возможно, у тебя изменится линия счастья.
Он брезгливо, будто фальшивую, взял сотню и удалился. Карманники и мелкие жулики вроде меня кружили в этих местах бесчисленными роями.
Что бы он сказал, увидев меня во всей красе — избитого, в изорванной одежде, грязного как свинья!
Когда он принес мне дубленку и букет пускай неказистых, но все же роз, я поблагодарил его сквозь зубы:
— Ты настоящий клад, спасибо!
— Неужели! — Он сплюнул в сторону. — Когда только вы угомонитесь? — И опять сплюнул. — Видно, удача ходит по пятам за проходимцами.
Я припарковал машину Парандэрэта на стоянке в боковой улочке, среди других автомобилей. Потом остановил такси и попросил шофера отвезти меня на площадь Оперы. К счастью, было темно, я поднял воротник дубленки и спрятал в него лицо. С букетом роз меня можно было принять за новоиспеченного папашу, которому жена народила сразу столько детишек, что он на радостях запил горькую.
До дома Серены я дошел пешком. Холодный чистый воздух помог мне обрести равновесие духа. Я старался наполнить им легкие, насколько позволяло сломанное ребро.
Дверь я открыл своим ключом. Серена читала при свече, и от колебаний пламени менялись очертания предметов, а черты лица приобретали какую-то новую пластику. Когда она меня увидела, очки сползли у нее с носа. Тем не менее реакция не была столь бурной, как я ожидал. Или я был не в таком страшном состоянии, как после первого мордобоя, или же она привыкла к моему истерзанному виду. Она тут же накинулась на меня с упреками:
— Не вздумай говорить, что единственный кирпич, выпавший из печной трубы, свалился как раз на тебя! — (Я покачал головой в том смысле, что ничего подобного утверждать не собираюсь.) — Тогда какими же способами тебе удается искалечиться в рекордное время? Ты что, хочешь попасть в книгу рекордов Гиннеса?
Я протянул ей розы и поцеловал. Губы ее пахли апельсином, а в глазах лениво светилась медовая зелень хвойного леса.
Стянув с себя грязные лохмотья, я пошел в ванную. На этот раз я даже не пел «Сердце красавицы», а быстренько принял душ и вновь доверил себя рукам Серены. Не обращая внимания на мои стоны, она кантовала меня до тех пор, пока я не превратился в учебное пособие по оказанию первой помощи. Это
