Лихие призывы, требовавшие гигантского ручного труда, и раньше были в моде у Лысенко. Когда он предлагал снабдить 300 тысяч, а затем 500 и 800 тысяч колхозников пинцетами, чтобы они ползали на коленках по полям и кастрировали колоски пшениц, это было выдано за массовое приобщение малограмотных людей к самой высокой науке, 'овладение массами науки'. Когда предлагал рыть траншеи в рост человека для хранения до лета клубней картофеля -- это было подано под соусом невозможности разом покончить с биологической сутью живой материи: растет подлая живая ткань, так мы её в траншею закопаем.
Но сейчас было выдвинуто нечто невиданное даже по прежним меркам. Разбрасывать талую землю в немыслимом количестве -- такое мероприятие многих повергло в изумление. Ведь где-то эту землю надо было наковырять, отогреть, доставить на поле, там развести по миллионам гектаров площади. И предлагал Лысенко это в 1946 году, когда не только коров, но и лошадей, почитай, всех съели, тракторов и машин практически не было, да и рабочих рук не хватало. Ничем иным, как глумлением над своим же братом- крестьянином, звучали заключительные строки из лысенковской статьи:
'Нигде как в нашей стране, не ценят так человеческий труд, и все направляется к тому, чтобы наиболее бережно его расходовать, делать труд более легким, приятным' (13).
Конечно, следовать совету 'колхозного академика' не стали, и к идее разбрасывания земли он никогда больше не возвращался. Позже, в 1949-1950 годах, он услышал от кого-то новую идею -- что, вообще, в СССР неверно готовят удобрения на заводах -- суперфосфат или калийные соли мелко дробят, в пыль истирают, чтобы легче было по полям развеивать, и что не худо было бы делать удобрения в виде мелких гранул. Тогда бы гранулы потихоньку за лето растворялись и питали бы растения в течение всего периода вегетации. Почувствовав, что в этой идее есть разумное зерно, Лысенко стал горячо твердить о пользе гранулированных удобрений. Правда, и здесь его заносило сверх меры. В брошюре 1950 года он, например, сообщил, что потому грануляция полезна, что спасает удобрения от якобы вредного контакта с почвенными частицами.
'Чем меньше суперфосфат или калийные удобрения будут соприкасаться с почвой, -- писал он, -- тем меньше они будут вступать в неусвояемые для растений химические соединения' (14).
Затем прослышал Лысенко о том, что неплохо вроде получается, если смешивать гранулы удобрений с жидким навозом или пометом. То ли в Горьком, то ли в Нижнем Тагиле у кого-то здорово получается: и удобрений меньше идет, и помет, который сразу в дело не пустишь -- надо год выдерживать в траншеях, компосты с землей и соломой готовить, здесь сразу утилизируется. И то верно, решил Лысенко, и стал трубить, где только можно, о пользе ручного приготовления органо-минеральных гранул. Как вспоминал в 1955 году крупнейший авторитет тех лет в области минерального питания Андрей Васильевич Соколов1:
'Т.Д.Лысенко вначале выступал в качестве сторонника применения заводского гранулированного суперфосфата, затем органо-минеральных гранул, потом органо-минеральных смесей, и то высоких, то малых доз извести. Все эти выступления сопровождались утверждениями о необычайно высокой эффективности рекомендуемых им в данный момент приемов' (15).
К 1953 году Лысенко окончательно утвердился в мнении, что все-таки главное в питании растений не почва, не гумус, не кислотность или щелочность среды, не содержание минеральных веществ или микроэлементов, а почвенные микробы. Ясное дело, что только они и усваивают все вещества из почвы, ясно, что, переработав их в своих клетках в нужные растениям формы, они и кормят последние. На сессии ВАСХНИЛ 15 сентября 1953 года Лысенко поделился этой выдумкой (16), поданной как выдающееся достижение человеческого ума.
'Без жизнедеятельности соответствующих почвенных микроорганизмов в почве нет и нужной для растений пищи', --
сказал он (17) и добавил:
'Для каждого вида... растений... существуют специфические виды почвенных микроорганизмов' (18).
Объяснять, чем он руководствовался при формулировании столь решительного вывода, противоречащего всему, что известно в почвоведении и агрохимии, Лысенко, конечно, не стал. Все они, эти почвоведы и агрохимики -- заскорузлые и зазнавшиеся неучи и невежды, ошибались, -- заранее парировал возможные возражения ученых Лысенко. Конечно, они могут пытаться с ним спорить, но всё это напрасно.
'Но я думаю, что если деятелям науки не ясно, чего они еще не знают в разделе своей работы, то это признак того, что и то, что они знают, не раскрывает существа процессов, имеющих место в разбираемом явлении', --
объявил он (19). По ходу дела он наперед отмел как ненужные разговоры о химиях и физиках:
'... будет ошибкой сводить биологические закономерности к химическим и физическим, отождествлять их' (20).
'Сколько бы химики не вскрывали химические закономерности, как бы они не изучали химические превращения в курином яйце, на основе добытых химиками закономерностей цыпленка из куриного яйца не получить. А вот на основе удовлетворения биологических потребностей куриного эмбриона люди уже давно научились выводить цыплят' (21).
Новый подход был очерчен, аргументация за него полностью исчерпана -- надлежало переходить к воплощению в практику очередного продукта лысенкоизма, революционизирующего сельскохозяйственное производство.
'Нам теперь ясна и тактика минерального питания: нужно кормить микроорганизмы, а не пытаться накормить сразу растения. Тогда и нормы внесения удобрений снизятся, и набор удобрений упростится, и эффект усилится', --
заявил он (22). Незачем возиться и со всякими там улучшениями почв -- устранением лишней кислотности или вредного защелачивания.
'Сама по себе кислотность почвенного раствора для сельскохозяйственных растений и их корневой системы не вредна, вредное для сельскохозяйственных растений действие кислот почвенной среды связано с тем, что, как уже говорилось, в ней не могут жить бактерии, продуктами жизнедеятельности которых питаются эти растения', --
так звучало еще одно его 'открытие' (23).
Для практического применения его предложение было сформулировано следующим образом: микроорганизмы станут жить в почве лучше, если вносить органо-минеральные смеси -- на каждый гектар по 3 центнера суперфосфата, смешанного с одной-двумя тоннами навоза, к коим добавлены иногда известь, иногда фосфоритная или доломитовая мука (что под рукой окажется) и всё это запахивать. Вовсе теперь не нужно выискивать, как раньше, много навоза (ведь по 30-40 тонн на гектар вбухивали и еще почитали это кое-где малым количеством!), да и удобрений много не нужно.
Осенью 1952 года все та же верная палочка-выручалочка Артавазд Аршакович Авакян мобилизовал своих сотрудников в 'Горках Ленинских' и (наряду с экспериментами с ветвистой пшеницей, посевами озимых культур вместо яровых и яровых вместо озимых, также как и проверкой новой задумки -- посадки чая в гуще подмосковных дубовых лесов) заложил полевые опыты с тройчаткой (так обозвали по аналогии с лекарством от головной боли эту смесь суперфосфата -- навоза -- извести). И снова всё у Авакяна чудесно вышло. Точно так, как и предсказывал Трофим Денисович. Урожай будто бы собрали отменный. Осенью 1953 года все данные Авакяна якобы снова подтвердились. Можно было не сомневаться: тройчатка -- это новое чудо мичуринского учения. Срочно была напечатана об этом победная статья (24), и Лысенко начал трезвонить о новом 'открытии' везде, где можно. Выступления следовали одно за другим, он мотался из города в город, рекламируя новое далеко идущее предложение:
- 26 января 1954 года он выступил на Всесоюзном совещании работников машинно-тракторных станций, созванном ЦК КПСС и Советом Министров СССР в Москве;
- 4 февраля на Всесоюзном совещании работников совхозов, созванном этими же органами в Москве;
- в начале марта сделал доклад на ученом совете Тимирязевской Академии в Москве, посвященном 1-5летию со дня смерти В.Р.Вильямса;
- 18 марта 1955 года выступил на совещании сельскохозяйственных работников областей Юго-
