— Неужели проще думать, что ты никому не нужен, что все тебя ненавидят?
Я задумался над этим ее вопросом. Возможно, она права. Я привык к тому, что моя жизнь не представляет ценность ни для кого, кроме меня. И открытие, что я могу быть важен для кого-то, пугало.
В коридоре послышались шаги.
— Опять свидание, — сказала Жанна.
— Я, что, вип-клиент? — удивился я. — Разве можно столько посетителей подряд?
Жанна пожала плечами:
— Просто Оксана находчива, — и испарилась.
В дверях появился все тот же младший лейтенант.
— На выход, — объявил он.
Я встал и последовал за ним. Приятно было выйти из холодной камеры, я попытался расслабиться и впитать в себя теплый воздух, чтобы хватило на потом.
Оксана ждала меня в тесной комнатке для свиданий.
— Рома! — воскликнула она и заключила меня в объятия. — Мы так беспокоились за тебя! — она отстранила меня на длину вытянутых рук и тревожно вгляделась в мое лицо. — Как ты? Глаза чернющие! Ты ел? Я принесла тебе еды и одежду, выглядишь ты отвратительно.
— Знаю, — буркнул я. Было неуютно, когда она меня так обнимала. Я не привык к нежности.
— Садись, — она отошла от меня и устроилась на стуле на противоположной стороне стола.
— Как тебя пропустили? — спросил я. — Вроде бы, пускают только родных и адвокатов.
— Ах это, — отмахнулась она. — Так я твоя сестра! — я выпучил на нее глаза. — Ага, двоюродная сестра, троюродная, если быть точной. Короче говоря, я им такое семейное древо закрутила, что им проще было меня впустить, чем перепроверять мои данные.
— Потрясающе, — восхитился я.
— А то, — она была очень довольна собой. Да и вообще довольна. А это могла значить только одно, то, что Жанна не ошиблась, и с Березиным все в порядке.
— Как Дима? — мой голос дрогнул и выдал мое волнение.
— С ним все хорошо, — она протянула руку через стол и сжала мою ладонь, успокаивая. Мне захотелось рвануться от нее в другой конец комнаты, но я сдержался. Вечно живущая во мне ненависть к себе пребывала в полнейшем шоке. Меня любят? Обо мне заботятся? За меня беспокоятся?
— Он злится? — спросил я совершенную чушь. Как может злиться человек, который сам прикрыл меня своим телом.
— Конечно, нет! Все действительно хорошо, поваляется неделю на больничной койке, и все. Нам всем очень повезло.
— Это точно, — я опустил голову. Скверно-то как на душе.
— Дима передает тебе привет, и просит не унывать, мы тебя отсюда вытащим.
— Как, интересно?
— Совсем забыла, — тут спохватилась Оксана, — у тебя же руки ледяные, — она придвинула мне стопку одежды, лежащую на столе. — Они все проверили, — она покосилась на дверь, — и разрешили мне отдать все тебе лично здесь. Быстро одевайся!
— Прямо здесь? — изумился я.
— Конечно, здесь, я отвернусь, — и она немедленно выполнила обещание.
Я пожал плечами и взял одежду. Водолазка и теплый свитер — это же чудо! А еще нижнее белье и джинсы!
— Оксана, ты чудо! — вместе со свитером по телу разливалось блаженное тепло.
— Я подумала, здесь плохо топят, и оказалась права. Можно поворачиваться?
— Можно, — переодевшись, я чувствовал, себя довольным, как удав.
— Ну вот, на человека похож, — прокомментировала она. — Другое дело. К слову о вытащим, мы с Лёшей сегодня идем к адвокату, будем действовать. Нечего затягивать и держать тебя здесь.
— С Лёшей? — не понял я.
— Ну с Алексеем Дмитриевичем, — объяснила Оксана. — Дело непростое, от суда тебе не уйти, но может быть удастся вытащить тебя под залог.
— Кстати, у меня есть деньги.
— Разберемся, — Оксана отмахнулась. — Ты, главное, не вешай нос. Лёша тоже хотел к тебе попасть, но сам понимаешь, не пропустили, я и так пробилась, можно сказать, с боем. Он передает тебе свою благодарность в спасении Сережки.
— Ну-ну, — грустно усмехнулся я, — за что? Я стоял там, как осел. Нет, скорее, как корова на убой.
— И на старуху бывает проруха, ты сам говорил, — не дала она мне вернуться к самобичеванию. — Ты сделал главное, ты не позволил ему впасть в панику, ты вселил в него надежду, во всех нас.
— И натворил столько глупостей.
— Тот, кто ничего не делает, вообще не ошибается. Все будет хорошо. У Лёшки есть кто-то знакомый в прокуратуре, может, выкрутимся.
— Спасибо, — в последнее время я чересчур часто благодарил, наверное, больше, чем за всю свою жизнь до этого.
— Не дрейфь, — подмигнула она мне. За дверью послышался шорох. — Ну мне пора. Ты только не кисни. Как только смогу, приду. Постараюсь завтра.
— Хорошо.
Она еще раз обняла меня на прощение и выпорхнула в открывшуюся дверь.
На этот раз в камеру я возвращался с легким сердцем.
Впервые за мои шестнадцать лет жизни, у меня появились друзья. Настоящие друзья.
Я вернулся в камеру и улегся на жесткую койку. И, несмотря на эту камеру, сложившиеся обстоятельства и предстоящие трудности, впервые за четыре года, со дня маминой смерти, я почувствовал себя счастливым.
Я растянулся на койке и тут же уснул.
17 глава
25 октября
Ангелы и демоны… Две противоборствующие стороны? Или равнодушные соседи? А может быть, две стороны одной медали, которым не суждено встретиться?…
Я просидел в камере предварительного заключения три дня. Оксана приходила каждый день и рассказывала, что Диме все лучше и лучше, приносила еду и приветы от Березина.
Это было поразительно, но она действительно не злилась на меня за то, что Дима пострадал, и действительно относилась ко мне как к младшему брату.
Алексей Дмитриевич нашел мне адвоката, который обещал меня отсюда вытащить.
Оксана рассказывала мне обо всем так оптимистично, что порой и мне начинало так казаться. Она уходила и непременно прощалась словами: 'Не вешай нос!' Уходила и забирала свой оптимизм с собой, а я оставался один, снова и снова погружаясь в невеселые мысли.
Мое будущее не сулило ничего хорошего. Оно и прежде не было радужным, и я прекрасно отдавал себе отчет в том, что я делаю, и какие могут быть последствия у моей деятельности. И вот я попался.
Каким бы расхорошим ни оказался адвокат Бендина, он не мог совершить чудо. Даже если меня и выпустят до суда, это только временно. Суд состоится, и я непременно получу свое. Свой срок. У нас была целая банда, и я был ее главарем. А как указано в Уголовном кодексе, совершение преступления группой лиц по предварительному сговору, организованной группой или преступным сообществом влечет более строгое наказание.
