На соединение с Верхним Заиром, которое заказала Ирена, у телефонистки много времени не ушло. Едва успела бросить в чемодан, от которого тоже решила избавиться, пару рубашек и с десяток пар носков, отцом ни разу не использованных, как требовательно задребезжал звонок. «Благотворительная акция подождет», — заспешила она к аппарату.
— Алло! — раздался в трубке женский голос. — Говорите, я вас слушаю!
— Добрый день! — ответила Ирена.
— Здравствуйте! Впрочем, я уже здоровалась, да никто не ответил. Намерилась уже отключаться.
— Не нужно! И скажите, пожалуйста, — это редакция «Бако бутембе»?
— Она самая!
— А с кем я говорю?
— С секретарем главного редактора.
— А могу я поговорить с ним самим?
— К сожалению, нет!
— Он будет позже?
— Увы, его не будет вовсе.
— Уволился?!
— Нет, сегодня мы его хороним.
— Извините! И примите мои соболезнования. А от чего, если не секрет, бедняга умер? Насколько я помню, человек он — не старый. Да и на страдающего смертельным недугом похож не был.
— Его убили.
— Не может быть!
— Отчего же? Очень даже может. А вы его откуда знаете?
— Понимаете, не так давно в ваших краях в результате несчастного случая погиб мой отец. И ваш шеф оказался едва не единственным человеком, который в столь трудную минуту поддержал меня — незнакомую приезжую. Плюс пообещал — и слово сдержал! — пересылать номера издания, в которых в той или иной степени будет отражена тема катастрофы.
— Так это именно я вам их и высылала, — уточнила девушка на том конце провода.
— Вы просто умница! — похвалила секретаршу Ирена.
— В таком случае, если не возражаете, я соединю вас с заместителем главного редактора. Думаю, у него будет о чем вам поведать.
— Что-то, связанное с падением геликоптера? — оживилась Ирена. — Ведь «Бако бутембе» писала, что полугласно существует и иная версия произошедшего. Может, журналистам что-то удалось, наконец, раскопать?
— Нет, я имела в виду смерть редактора.
— Ах, извините! Кстати, как он погиб?
— Пырнули ножом.
— Уличные грабители?
— Полиция считает именно так.
— А что, есть какие-то сомнения?
— Да! И серьезные. Причем дело, если я ничего не путаю, имеет непосредственное отношение к смерти вашего отца.
— Каким образом?!
— Думаю, об этом вам лучше расскажет заместитель. Я, знаете ли, не считаю себя вправе рассуждать о том, чем сама в деталях не владею. Будете с ним беседовать?
— Обязательно! — торопливо согласилась Ирена. Еще чего доброго, на том конце возьмут и опустят трубку.
— Оставайтесь на линии! Сейчас переключу. Только хочу предупредить: несмотря на то, что наш зам — умнейший и чудеснейший человек, у него есть слабость. К месту и не совсем он любит цитировать классиков. Постарайтесь не обращать на это внимания.
— Хорошо!
Последовала томительная пауза. Ирена не могла взять в толк, что бы означали предпоследние слова секретарши? Каким образом смерти Стефа Берца и редактора могут быть связаны? Нет, это больше похоже на путаницу. Ведь, убеждена Ирена, отец и шеф газеты, издающейся в Кисангани, никогда не были знакомы.
Ладно, чего там гадать на кофейной гуще? Сейчас она что-нибудь услышит конкретное. Вон на линии уже и шорох раздается. Похоже, соединяют.
— Алло, вы внимаете?! — раздался в трубке приятный, несколько рокочущий баритон.
— Да! Буквально затаив дыхание.
— А то у нас что-то барахлит внутриредакционная связь. Вы кто?
— Ирена Берц. По мужу — Ирена Вилкау. Но у вас в редакции обо мне слышали, как о госпоже Берц. Во всяком случае, так я, когда приезжала за телом отца, представилась главному редактору. И на эту фамилию получала «Бако бутембе».
— Я немного в курсе, — учтивости ради заместитель хотел поинтересоваться, как госпожа себя чувствует, но вовремя вспомнив, что шеф ему говорил о страшной болячке дочери Берца, благоразумно промолчал.
— Кстати, я позвонила, чтобы поблагодарить за столь уважительное ко мне, чужому человеку, отношение.
— Не стоит! Вежливость, по словам Томаса Джефферсона, не более, чем привычка приносить в жертву мелкие удобства.
— А еще, — пропустила цитату мимо ушей Ирена, не предполагая, в каком количестве их еще предстоит услышать, — я намеревалась переговорить с главным редактором. И тут меня огорошили новостью, что его сегодня… хоронят. Право, поверить в это почти невозможно.
— К сожалению, это так. Впрочем, как мудро заметил Эпикур, «самое ужасное из зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет».
— Объясните, что произошло? — древний афоризм Ирене, откровенно говоря, очень понравился, но было не до него. — Секретарь намекнула: мол, шеф убит, и это преступление якобы как-то связано с гибелью моего отца. Я ничего не понимаю!
— Даже не знаю, с чего начать. Наверное, с того момента, когда мы оба — и я, и редактор — не поверили в официальную версию о технической неисправности вертолета. Дело в том, что сын нашего сотрудника работает техником в аэропорту города Вамба, откуда винтокрылая машина стартовала в свой последний полет. И, знаете, у них скоропалительный полицейский вердикт ничего, кроме возмущенного удивления, не вызвал. Во-первых, машина была почти новой. Во-вторых, модель эта отличается особой надежностью. Свидетельством тому — парк именно таких вертолетов обслуживает президента страны. В- третьих, аппарат полностью разрушился в воздухе, чего при выходе из строя ротора несущего винта не происходит.
— Почему же они промолчали?
— Вы сильно заблуждаетесь! Они не набирали в рот воды. Хотя, по мудрому замечанию Буаста, «молчание не всегда доказывает присутствие ума, зато доказывает отсутствие глупости».
— В такой ли ситуации апеллировать к классикам?
— Мои земляки к ним не апеллировали. При опросах говорили то, что знали. Но никто на их слова не обратил никакого внимания. А открыто выражать несогласие — можно остаться без места, которое кормит не только тебя, но и всю семью. Да и кого в правильности своей точки зрения убеждать?
Поставьте себя на место того же прокурора. Как он посмотрит на ситуацию? Люди, которые, не исключено, недостаточно тщательно подготовили машину к вылету, пытаются убедить, что причина ЧП — в ином. На что это, если судить нейтрально, смахивает? На откровенную попытку перевести стрелки на других. Разве не так?
— В принципе, да.
