нас – поняли и наше, и свое время.
«Денис, которого я воспитал, – вспоминал Филатов, – когда был маленький, иногда заявлял: «Вот вырасту, получу паспорт и возьму твою фамилию». Я отвечал: «Ты что, с ума сошел? У тебя есть отец, и не такая уж у него позорная фамилия». Потом сын с этой темой притих, и мы больше никогда к ней не возвращались. Правда, сегодня я очень переживаю, что внучка Оленька носит фамилию Золотухина. Меня больше бы устроила любая другая. Слава Богу, это временно, только до замужества».
Леонид Алексеевич гордился, что самолично занимался воспитанием Дениса. Его, тощего, длинноногого, нескладного мальчишку, он называл смешно и немножко обидно – «Глиста в корсете». В комнате соорудил для него настоящий турник и, «пока не отработает комплекс упражнений, из дома не выпускал! Я его так воспитывал – ого!
Всю мировую классику прочитать заставил. Он у меня весь цвет русской литературы – да что там цвет, второй, третий ряд – всех знал по имени-отчеству! Станюковича – ну кто сейчас читает Станюковича, двух рассказов бы хватило, – а он прочел полное собрание сочинений! По «Войне и миру» я его лично экзаменовал, чтобы он не пропускал французский текст!.. Денис прочел, конечно, все – и Чехова, и Горького… у которого вообще ничего хорошего нет, кроме «Самгина»… И я рад, что он не только любит Пушкина, но и прочитал Вересаева, Крейна, Тынянова, Гессена…»
Даже Валерий Золотухин в итоге был вынужден признать: «Я очень благодарен Лене Филатову, который хорошо воспитал моего сына и сделал много полезного для его развития. Для детей очень важен личный пример. Леня – порядочный человек и сын мой вырос таким же…»
Хотя потом, когда Леонида Филатова уже не стало, Золотухин корил покойного, что тот напрасно называл Дениса сыном. В нем, дескать, течет моя кровь, и когда-нибудь это скажется, как ты ни воспитывай его. В конце концов, торжествовал Золотухин, это и произошло. Денис бросил ВГИК и стал священнослужителем, то есть резко поменял свой путь. По его мнению, «Лене Филатову это было вдвойне досадно, потому что он вложил в воспитание Дениса много душевных и материальных сил: обучение во ВГИКе было уже платным, и Леня платил за него. Своим уходом в семинарию Денис проявил полную и категорическую самостоятельность… Золотухины все с норовом, если что задумают, их уж не повернуть».
Да Бог с ним, Золотухиным, да и не о нем вовсе речь.
На семейном совете в доме Филатовых очень долго совещались, чем Денису заниматься после службы в армии. Денис собирался стать то музыкантом, то актером. «Решали, решали, – рассказывал отец, – но не было никакой генеральной идеи. Я говорю: «Иди во ВГИК, в случае чего, я подсажу». Действительно, пришлось «подсаживать», но приняли его, начал учиться. А потом, окончив два курса института кинематографии, сказал: «Ты извини, я ухожу в церковь».
И Нина, и, само собой, Филатов были в шоке. Денис пытался объяснить причины. Рассказал об одном постыдном, с его точки зрения, случае. Во ВГИКе студентам поручили делать этюд. Для него понадобились кровати, старые, ржавые, любые. Кто-то дал «наводку», мол, в соседнем интернате вроде бы есть списанные, никому не нужные. Ребята собрались и умыкнули «реквизит». Злоумышленников, естественно, поймали. С поличным. Стыдобища. Тогда-то Денис и сказал ребятам: попомните мое слово, я уйду отсюда. Если кино делается таким способом, что приходится воровать…
«У меня общекультурные сведения о церкви, я там бываю иногда, у меня есть духовник, – говорил Леонид Алексеевич. – Но все равно – шок, когда собственное дитя объявляет, что оно хочет быть попом. Потом как-то смирился, подумав: ну не объявил же он, что в мафию подался по грабежу бензоколонок. Так что пусть его, Господи!..» – в конце концов «благословил» он своего непредсказуемого пасынка.
Хотя и пытался вразумить Дениса, объяснить, что напрямую противостоять мерзости труднее, чем накинуть рясу и делать вид, будто сидишь в приемной у Господа Бога. Хотел внушить, что такие решения не принимаются скоропалительно, что к вере приходят не умом, а через испытания, через беду иногда, через утрату… Но, как всякий неофит, Денис поначалу встал под самые радикальные знамена. Такие вещи порой говорил, что отец с матерью просто начали сомневаться в качестве его мозгов. Повторял все глупости церковные, мол, и театр – занятие бесовское, и книги – от дьявола. Потом, к счастью, это затмение прошло. И даже книжки, где тексты не всегда пристойные, читал спокойно. В том числе и филатовские…
Хотя, говорил Леонид Алексеевич, оценивал их неоднозначно. Что-то даже не дочитывал, говоря, что это явно не его литература. «И не поспоришь ведь! – разводил руками автор. – Он прав. Для меня это особенно ценно. Как и всё, что говорят мои любимые близкие. Семья в моей жизни, это, наверное, главное…Без нее я бы сдох». Не зря же я двойной Филатов, любил лишний раз напомнить он.
Денис усердно обучался в Московской духовной семинарии, в Сергиевом Посаде. Исполняя послушание – на кухне помогать, времени даром шустрый семинарист не терял, познакомился с девушкой по имени Алла, которая подрабатывала в буфете. И на следующий день закомства сделал предложение: «Я хочу, чтобы вы стали моей матушкой. Согласны? Даю минуту на размышление». Алла оторопела и ответила уклончиво: «Если ваше предложение шутка, то я ее разделяю». В общем, понимай, мил дружок, как знаешь.
Денис понял ответ по-своему: «Значит, согласны. Тогда, матушка, пойдемте по сникерсу купим. Отметим это событие». Хотя в семинарии брак и не одобрили, но через два месяца молодых все же обвенчали.
Только через полгода Денис познакомил Аллу с мамой и Леонидом Алексеевичем. Предупредив ее, что мама их скоропалительный брак не одобряет. Но встретились сдержанно-интеллигентно. Как признавалась Алла, она от страха язык проглотила, за весь вечер ни слова не вымолвила: «Я ее (маму Дениса. –
А всего отец Дионисий (в миру Денис Золотухин) с матушкой подарил родителям пятерых внуков. Детям своим дал имена царственных мучеников – Ольга, Татьяна, Мария, Алексей и Никон.
Как шутил Филатов, Денис такой кролик оказался. Но при этом всерьез уже Леонид Алексеевич пояснял: «Просто у него была идея, что русские православные церкви должны иметь много детей. Почти каждый год рожает. Пойми их: приходят и в очередной раз заявляют: «А у нас еще один будет…» И при этом вроде бы стесняются…»
Филатовская методика детского воспитания молодому отцу явно пошла впрок. Как рассказывает матушка Алла, «отец Дионисий с детьми не миндальничает: непослушание выбивает хлопушкой для чистки ковров. Может в угол поставить, особенно за вранье. Но в последние годы стал мягче, сократил детям ежедневные молитвы. И если ломает ребенку строптивый характер, то не ремнем, как раньше, а послушанием. Это значит, они должны пол подмести, салат нарезать, картошку почистить-пожарить. На ночь он обязательно читает детям книжки. Особенно любит про путешествия великих мореплавателей. Если не засыпают, Денис, как учитель, вызывает их к карте, которая висит в детской, и говорит: «Ну-ка, Оля, покажи, каким маршрутом отправился Магеллан в кругосветное плавание?»
Стало быть, крепко-накрепко запали в память Денису филатовские экзамены по «Войне и миру» и скучнейшей прозе господина Станюковича.
Приняв сан, отец Дионисий получил свой первый приход, который располагался в женском общежитии в селе Московское. Оказался «строптивым» священником, стал читать своим прихожанам проповеди о монархии, о том, что во главе православной церкви должен стоять царь, а коль его нет, то никакая церковная служба не может считаться полноценной. Слухи о крамольных проповедях дошли до Патриархии. Стали выяснять, что да как. Но Денис стоял на своем и ни в какую не желал менять взгляды. Когда лишился прихода, «ушел в раскол» – в Зарубежную русскую православную церковь, «храмом» которой стала самая обычная квартира в Китай-городе. Перед возвращением в лоно РПЦ Денис почти год был на покаянии – работал в Свято-Екатерининском монастыре простым разнорабочим и получал жалкие копейки. Сегодня служит в храме Всех Святых, в земле российской просиявших, на окраине подмосковского поселка Видное.
Нина Сергеевна по праву гордится сыном: «Он… живет в согласии и мире с собой и своей паствой…» Того же мнения придерживался в свое время и Филатов: «Очень умный малый и нонконформист… Но какую-то муку я в нем чувствую. Конечно, без сомнения нет настоящей веры… Как бы то ни было, я ему советов давать не буду и влиять на его выбор – тоже. Слишком долго отговаривал перед тем, как он принял
