закрыл глаза, вытянул руки перед собой и потихоньку двинулся вперед. Ну, лунатик в натуре! Видели бы вы, как этот прохиндей сдрейфил, когда я таким манером пошел на него. Тут я его прихватываю, и вы понимаете, за какую часть его анатомии… Он у меня в руках почти лишился чувств.
– Да ну?! – не верим мы.
– Слово даю, братаны, – отвечает нам Сасон. – Потом я его спрашиваю: 'Эх, Марко, Марко, и где это ты был, а?'
– По делам, – отвечает мне он.
– По делам у вдовы, а? – спрашиваю я его.
– А разве это не благое дело – утешить вдову? – спрашивает он.
– Это на сто процентов благое дело, – говорю я ему, – и за это, когда ты подойдешь к райскому саду, Владыка мира лично откроет перед тобой его врата и скажет: 'Добро пожаловать, уважаемый из праведников, входи к нам, праведник!' Однако почему одновременно нужно так пугать собственную жену? С сегодняшнего дня, если захочешь совершить благое дело, иди любой дорогой, но только не по крыше, договорились?
В тот же день Салмон посылает жене Марко маленькую белую таблетку от головной боли. Сасон передает женщине эту таблетку и говорит:
– Добавь ее в субботнее блюдо, которое ты готовишь для Марко. Он съест и излечится от своей болезни.
– Как это может быть? – спрашивает женщина. – Мне говорили, что не существует в мире лекарства от лунатизма.
– Это правильно, ни у кого нет такого лекарства, но у Салмона есть все.
Женщина добавила таблетку в субботнее блюдо, и действительно, с тех пор Марко прекратил вставать лунными ночами и подниматься на крышу…
– Вот это да, – признала жена Марко в разговоре с Сасоном, – ваш Большой Салмон разбирается не только в людях. Он и в медицине понимает. Вы только посмотрите, как одной маленькой таблеткой он излечил моего Марко от лунатизма.
Почему Хачура не запирает дом на ключ
(Перевел Александр Крюков)
Поздно-поздно вечером, когда в кафе у Грека обсудили уже абсолютно всё и говорить больше просто не о чем, заходит разговор о старой Хачуре, и в очередной раз спрашивают: «Скажите, откуда у этой старухи деньги, а?»
И действительно, откуда?
Хачура старая, наверное, ей лет восемьдесят. Не работает, мужа нет, нет детей, которые бы ее содержали, и тем не менее, когда кто-нибудь попадает в трудное положение и ему нужно стрельнуть несколько тысчонок {
Всякие ходят рассказы, откуда у нее деньги. Есть одна история, как некогда, лет двадцать назад, братва вломилась в банк на Иерусалимском бульваре {
Так вот, пока они там разбирались, старая Хачура успела сбросить мешок с деньгами на тротуар и выбраться из кузова. А когда пикап унесся, она подняла мешок, проворчав: «Как же гадко ругаются эти негодяи», и направилась к ближайшей автобусной остановке, чтобы вернуться домой.
Это старая история, а есть и посвежее. Однажды, когда в стране избрали очередного президента, старая Хачура купила его портрет в позолоченной раме и собиралась повесить себе на стену. Хотела забить гвоздь, бац – а в стене и дыра. Хачура засунула в нее руку и вытащила тяжелую коробку, которую, видно, спрятал еще прежний хозяин-араб. Открыла крышку – Б-г ты мой! – а коробка полна золотых монет, драгоценностей и бумажных денег, всего на два или три миллиона лир. С того времени, как только ей нужны деньги, подходит старая к стене, снимает портрет президента («Извините, ваше превосходительство», – бормочет она при этом), достает из коробки несколько монет, какой-нибудь рубинчик и пару купюр – и нет проблем.
Как только этот рассказ разошелся по Яффо, начали лихие люди пытать счастья. Стоит Хачуре ненадолго уйти куда из своего маленького дома, забираются к ней лихоимцы, простукивают стены, сдвигают мебель, роются в шкафу, даже вскрывают плитку на полу, – так вскружили всем голову рассказы о богатстве Хачуры. Когда всё это ей надоело, Хачура отправилась в кафе Грека, встала у стола, за которым сидел Большой Салмон со своей компанией, и начала плакать.
– Не могу больше, – жаловалась Хачура, – всё переломано, стены пробиты, пол вскрыт. Каждый раз, когда возвращаюсь вечером домой, кто-то выбегает из моего двора. Скажите мне вы – что делать?
– Да ничего особенного, – говорит ей Салмон, – наклонись, я скажу тебе на ухо.
Наклонилась Хачура, а тот что-то ей и нашептал.
– Да благословит тебя Аллах! – благодарит его старая и уходит.
Спустя дня два она берет маленький чемоданчик, запирает дверь дома и прощается с соседями: «Что б вы мне были здоровы, а я на недельку-другую отправляюсь погостить к сестре в Тверию». Затем идет на остановку 42-го автобуса и едет на Центральный автовокзал. Крутится где-то целый день, а вечером, чтобы ее никто не видел, незаметно возвращается и поднимается в квартиру Сасона, который уже сидит на балконе вместе с Салмоном. Этот балкон как раз выходит во двор, где стоит маленький дом Хачуры. Сидишь наверху и всё внизу видишь. Так они тихонько сидят в темноте, грызут орешки, пьют кофе и посматривают – что же произойдет.
Сидят час, полтора, видят – кто-то начинает нарезать круги вокруг домика Хачуры. Сасон перегибается через перила, чтобы лучше разглядеть, и говорит: «Это сын Абрама-возчика». Вскоре мальчишка тихонько свистит кому-то в темноту, и кто же появляется? Сам Абрам-возчик. Папаша и сынок подходят к окну кухни, и младший, встав старшему на плечи, забирается внутрь через форточку. Изнутри открывает входную дверь и родитель заходит.
– Ах, он, паршивец, – вздыхает старая Хачура. – Когда у этого сопляка была бар-мицва, я спросила у его папаши: что мальчишке подарить? «Скрипку, – говорит этот обормот, – скрипку, чтобы он играл своему отцу по вечерам, когда усталый и раздраженный своей работой и лошадью я возвращаюсь домой». Ну, купила я скрипку – не новую, но в хорошем состоянии. И вот, вместо того чтобы играть и слушать музыку по вечерам, эти двое отправляются бомбить квартиры. О-хо-хо! Да чтоб они треснули!
Полчаса пробыли Абрам-возчик и его сын в доме Хачуры – простукивали стены, двигали мебель,
