Чехию увезла…Ася там в Москве, наверное, с ума сходит от неизвестности. Не предупредил… Зачем я сюда поехал?!…Это же псих! Ему на курок нажать, что высморкаться…'.
Тут Каленин обнаружил, что Глухов умолк и рассматривает что-то через окно в бинокль. Полковник оглянулся и объявил уже спокойным, будничным тоном:
– Вон, выловили из воды твою милицию. Похоже, один живой.
Он осторожно потер ладонью лоб, бордовую шею и поморщился:
– Обещали сметаны принести, говорят, помогает от ожога… Где эта чертова сметана, я спрашиваю?!
Глухов недовольно огляделся вокруг, сметаны не увидел и продолжил:
– Я думаю, так: ты, Каленин, где-то свое высокомерие проявил! Полез не в свое дело, в правдолюбца заигрался! Или, сам того не зная, свой любопытный нос так глубоко сунул, что серьезные люди на тебя рассердились и выписали билет в одну сторону! А еще ты, наверное, часто умничаешь, а это мало кому нравится. Так?
– Я не знаю… Я с вами не умничал, – тихо отозвался Беркас. – И не лезу никуда… Вот разговариваю, а у самого руки от страха трясутся… Вам Дибаев меня… заказал?
– Дибаев? – переспросил Глухов. – Не знаю такого… Да черт с ними! Вот ты смотришь на меня и думаешь: ну и тварь этот Глухов! Людей убивает, женщин и детей заложниками сделал…Что молчишь? Знаю же, что так и думаешь! Ты же не просто так приехал! Если бы ты умирать явился, я бы понял и простил тебе твое высокомерие! Но ты еще и судить меня хочешь!!! – Глухов распалялся и, казалось, терял контроль над собой. – А кто ты такой, чтобы меня судить?! Что ты знаешь про меня, про них вот, – Глухов кивнул в сторону окна, в которое были видны его бойцы, – чтобы судью из себя корчить?! С чего ты взял, что все в этой жизни понял? А?
Каленин старался не смотреть в глаза бешеному полковнику. Он вдруг вспомнил, что в детстве мама учила его никогда не смотреть в глаза собаке, если она демонстрирует готовность напасть. А Глухов искал его взгляда, он явно хотел сказать что-то для себя важное, и чтобы Каленин обязательно почувствовал значимость его слов и мыслей.
– Хочешь, докажу, что нет у тебя никаких причин для высокомерия? – заводился Глухов. – И что судья из тебя никудышный? Хочешь?!
– Хочу! – торопливо согласился Каленин, боясь вызвать новый прилив гнева у собеседника.
– Вот смотри, сейчас тебя отведут на берег и расстреляют…
Каленин испуганно вскинул глаза. Глухов криво улыбался.
– Это я для примера! – пояснил он. -…Поставят тебя во-о-он там, где крутой берег, да и шарахнут пару раз в упор из 'Макарова'. А больше и не надо! И ты, как полагается, почти сразу отдашь Богу душу! Причем агонию ты уже не почувствуешь! Это просто сокращение мышц, бешенство сердца, которое пытается кровь по жилам протолкнуть, а мозг уже отключился и организмом больше не командует. Вот тело и дрыгается само по себе…
Картина, нарисованная Глуховым, была настолько натуралистична и кошмарна, что Каленин почувствовал тошноту.
– А теперь вопрос: скажи, отчего ты умер?
Каленин неимоверным усилием воли сумел выдавить из себя:
– Я не очень понял… Я не знаю… От пули… Вы же сами сказали…
– Понятно, – согласился полковник, с удовлетворением наблюдая за его мучениями. – Но ведь всего-то пулька в тебя попала! Ну, допустим, пробила печень или там легкое! И что? Почему сразу смерть? Здоровый мужик, килограмм восемьдесят весу, а тут какие-то девять граммов в печень, и тебя нет… Не странно? У меня вот есть ранение в печень, но я-то жив!…
Каленин не мог понять, чего хочет этот явно больной человек и как не вызвать очередную волну гнева. Тут в контору вошел давешний переводчик:
– Их четверо было. Двое наповал. Один ранен…
– А четвертый что?
– Цел и невредим! Он к реке не пошел, спрятался. Говорит, участковый местный.
– Давай сюда обоих… Поглядим, что за бойцы!
Через минуту втащили окровавленного Евграфова, за ним втолкнули Коровина. Следом вошли четыре бородача и молча встали так, чтобы перекрыть все пути для побега и активного сопротивления.
– Олег Сергеевич! – не удержался Каленин и бросился к Евграфову. У того была разбита голова, кровь залила лицо. Милицейская рубашка от воды, смешанной с кровью, стала почти бордовой. – Перевязать надо, он кровью изойдет…
Евграфов изумленно смотрел на Каленина, которого вчера лично посадил в самолет и отправил в Москву. Каленин шепнул:
– Потом…
– Что там у него с головой? – обратился Глухов к одному из молчаливых бойцов. – Пулей?
– Осколок… Поверхностное…
– Хреново стреляете! – вдруг разозлился Глухов. – В четыре ствола палили, а ранение от взрыва… Знакомы? – обратился он к Каленину.
– Встречались… Перевязать бы…
– А зачем? – удивился Глухов. – Мертвых не перевязывают…
– Не траться попусту, Беркас Сергеевич! – неожиданно твердо сказал полковник. – Что мог, сделал. Двоих самолично на тот свет спровадил. Да еще одного с собой Буратаев прихватил… Хороший результат.
– Разве? – зло усмехнулся Глухов. – Вас же четверо было? Если бы каждый по цели поразил, было бы четыре, а так только три. Эй, участковый! А ты что же в ботву зарылся?
– Я? – тихо переспросил Коровин. – Я с самого начала предлагал в заложники пойти… Ясно же, что воевать бессмысленно, когда вас столько…
– Да что ты говоришь? – вкрадчиво спросил Глухов, и стало ясно, что слова Коровина задели его. – Если воевать только тогда, когда ты сильнее, то победы не жди! Я второй десяток лет только и делаю, что воюю. С превосходящими силами противника… Запомни!!! – зло рыкнул он. – Есть два повода воевать до последнего патрона, пусть хоть целая армия против тебя – когда родина приказала и когда честь твоя мужская задета…
– А у тебя сегодня как – честь задета или родина приказала? – ехидно уточнил Евграфов, утирая рубашкой кровь с лица.
– Смелый?… Ну-ну… – Глухов задумался и вдруг приказал: – Этого перевяжите – и к тем, что в маяке… Вдруг пригодится… Да и дрался лихо! Мужик! А этого, – он кивнул на Коровина, – расстрелять! Не люблю трусов!
Каленин выкрикнул:
– Вы же сказали! До вечера расстрелы отменяются!!!
Он схватил Глухова за руку и не отпускал, хотя тот пару раз повел плечом, демонстрируя желание высвободиться, а потом буркнул:
– Слушай, что ты меня на слове ловишь? А? Он тоже твой родственник?
Каленин старательно кивнул.
– Врешь! Вижу, что врешь! Ладно, – он вдруг оживился, – пусть сам свою судьбу выберет…Хасан! Давай, организуй нам 'чеченскую рулетку'.
Один из бородачей охотно вытащил из-за пояса два одинаковых пистолета, повернулся спиной, пощелкал затворами и сказал:
– Готово!
– Объясняю правила, – хищно улыбнулся Глухов. – Имеются два 'Макарова'. В один вставлена пустая обойма. В другом – тоже пустая плюс патрон в стволе, и эта 'пушка' тяжелее первой ровно на вес патрона. Надо выбрать один из пистолетов, поднести его к виску и спустить курок! Всего-то! Если выберешь пустой, значит, повезло! Понял, мент?
Коровин смертельно побледнел, а Глухов продолжил:
– Вот, к примеру, Хасан. Он при мне раз десять играл, ни разу не ошибся! Он всегда выбирает пустой!
