холле. А Кингсли разбирался в обстановке.
Стенам и внутреннему убранству немного недоставало налета – точнее, благородной патины – старины. Но, помимо этого, к тонкому вкусу хозяина дома невозможно было придраться. Он явно избежал искушения продемонстрировать вульгарную роскошь, чего Вир ожидал от внезапно разбогатевшего человека.
Маркиз быстренько перебрал в уме все известные факты из биографии Эдмунда Дугласа. Его отец был не то трактирщиком, не то докером в Ливерпуле. У Дугласа имелись две или три младшие сестры, рождение последней из которых убило его мать. В четырнадцатилетнем возрасте парень убежал из дома. Очень своевременно, так как вскорости все его родные умерли от инфлюэнцы. Дуглас отправился в Южную Африку, где, открыв месторождение алмазов, заработал дурную репутацию и немалое состояние.
Ничто из перечисленного не предполагало сдержанности или утонченности. В Кимберли многие до сих пор помнили разнузданные празднества, чуть ли не оргии, которые Дуглас устраивал, празднуя свалившееся на него богатство. «С другой стороны, – вдруг понял маркиз, – эти сведения также не объясняют, почему Дуглас превратился в отшельника».
Вир еще раз окинул взглядом холл, примечая разветвляющиеся от него коридоры, и последовал за остальными джентльменами в гостиную. Как только загораживающий ему перспективу Фредди отступил в сторону, маркиз прямо перед собой увидел мисс Эджертон в броском, ярко-желтом, словно лютик, платье.
Леди Кингсли упоминала, что хозяйка дома хорошенькая и у нее потрясающая улыбка. Девушка действительно была на редкость красива: необычное сочетание светло-рыжеватых волос с ореховыми глазами – и нежные, тонкие, немного меланхоличные черты мадонны Бугро [9].
Она казалась слегка ошеломленной таким количеством ввалившихся в ее гостиную мужчин и то и дело переводила глаза с одного джентльмена на другого. Но тут ее взгляд упал на маркиза – и не двинулся дальше. Через мгновение мягкие нежные губы приоткрылись, показывая ряд ровных жемчужно-белых зубов. Затем появились ямочки: округлые, глубокие, очаровательные. И в завершение – вспышка искренней, безудержной радости в огромных, широко распахнутых глазах.
При первом посещении чьей-либо гостиной у маркиза была куча дел. Нужно было присмотреть место, где можно растянуться, не повредив коленку, выбрать безделушку, которую можно «случайно» уронить, при этом не разбив. А если присутствие в доме было связано с заданием, то и приметить все входы-выходы – так, на всякий случай.
Но в этот раз он забыл обо всем. Он просто стоял и смотрел.
Эта улыбка. Иисусе, эта улыбка… Вир узнал ее по приливу восторженной радости, чуть не сбившему его с ног.
Он считал невозможным чувствовать себя счастливым постоянно? Он ошибался – и как ошибался! Ему не может быть достаточно кратких мгновений этого сладостного восторга! Вир желал плескаться в нем, нырять в нем, пить его галлонами, пока упоительное блаженство не потечет в его жилах.
Девушка его грез… Наконец-то он встретил ее.
* * * * *
– Мисс Эджертон, – выступила вперед леди Кингсли, – позвольте вам представить маркиза Вира. Лорд Вир – мисс Эджертон.
– Огромное удовольствие познакомиться с вами, милорд, – произнесла девушка его мечты, по- прежнему улыбаясь.
– Мне также, мисс Эджертон, – еле смог выговорить он.
Удовольствие, привилегия и невероятная удача – и это все ему.
Вир нарушил тщательно соблюдаемую традицию немедленно выдвигать на первый план свою слабоумную личину. Вместо этого маркиз встал футах в десяти от девушки и, почти не разговаривая, наслаждался ее присутствием, пока разносили чай и бутерброды.
Но она замечала его даже молчащего. Несколько раз мисс Эджертон бросала на маркиза взгляд и улыбалась. И каждый раз при виде ее улыбки Вир чувствовал ту умиротворенность, которая ускользала от него, сколько бы злодеев он не разоблачил и не передал в руки правосудия.
Однако очень скоро дамы поспешили удалиться в свои комнаты, дабы переодеться к ужину.
– Если захотите, можете побродить по дому, – поднявшись, обратилась к джентльменам мисс Эджертон. – Но прошу не заходить в кабинет моего дяди. Это его личное святилище, и он не желает, чтобы туда вторгались даже в его отсутствие.
Вир мало что воспринял, кроме прощального дара – у самой двери девушка полуобернулась и улыбнулась именно ему. Он неторопливо прошел с отсутствующим видом из одного конца гостиной в другой, трогая занавеси, переставляя безделушки и проводя пальцами по каминной полке и спинкам стульев.
Леди Кингсли пришлось сопровождать маркиза в кабинет Эдмунда Дугласа для предварительного обыска. Осмотрев мебель, Вир обнаружил в письменном столе два потайных отделения. В одном из них лежал револьвер, в другом – несколько сотен фунтов грязными, мятыми банкнотами. Ни то, ни другое не возбранялось иметь кому угодно.
Стенные шкафы были переполнены документами. В одном лежали книги, касающиеся управления имением. В остальных хранились письма, телеграммы и отчеты от управляющих алмазным рудником – четвертьвековые свидетельства происхождения и стабильности доходов Дугласа.
Леди Кингсли ожидала маркиза в коридоре – стояла на страже.
– Ну что?
– Примерное и совершенно открытое ведение дел, – ответил Вир. – Кстати, мадам, я говорил, как приятно с вами работать?
– С вами все в порядке? – нахмурилась та.
– Лучше не бывает, – заверил маркиз и поспешил удалиться.
Глава 4
– Неужто правда, что алмазы добывают из рудников, а не из устриц? – спросил Вир у своего отражения в зеркале умывальника.
Дьявольщина!
– Или если разрезать жемчужину, то внутри найдешь бриллиант?
Черт его дери!
Все шло наперекосяк. С этой женщиной, понимающей любое его настроение и желание, Вир за более чем десять лет исходил все западное побережье. Она – его рай, его убежище. Наплевать, что ее дядя может оказаться преступником. Вир даже не прочь втиснуть свое поведение в рамки приличий, приемлемые обществом. Но почему, ради всего святого, нужно было повстречать свою грезу именно сейчас, когда нельзя отказаться от шутовской роли?
Как наиболее титулованный из присутствующих, за ужином он будет сидеть рядом с хозяйкой. Им придется вести беседу – и, возможно, долгую. И, как бы Вир не хотел иного, он должен играть роль болвана.
Маркиз запустил пальцы в шевелюру. Ликование последнего часа превратилось в смятение издерганных нервов. Ничего не поделаешь: он обречен разочаровать любимую при первой встрече. Вир мог надеяться единственно на то, что разочарование не окажется глубоким, и что девушка по доброте своей не придаст особого значения дурацким ужимкам, зато оценит его добродушие. Он великолепно изображал добродушие, копируя манеры Фредди.
Закончив одеваться, маркиз уселся и попытался выработать линию поведения, позволяющую ограничиться демонстрацией самой легкой тупости, какой только возможно. Но его ум постоянно
