— Для моей семьи — моих детей — жизнь могла бы сложиться по-другому. Теперь я это понимаю, хотя и высмеиваю Америку и ее обычаи.
— Может, здесь тебе и остаться? Жил бы как обычный человек… — сказала я с внезапной надеждой, однако сразу осеклась, сообразив, что мои слова звучат глупо.
Как ни странно, Люциус ответил:
— Если повезёт, я останусь еще на несколько недель.
— Или дольше?
— Нет, не могу. Я обязан вернуться на родину. Антаназия, запомни, ты свободна от пакта. Это очень важно! Ты вправе… — В голосе Люциуса прозвучала легкая насмешка. — Делай со своей жизнью всё что угодно: поступи в колледж, заведи ферму, рожай светловолосых детишек-вегетарианцев. Твоя судьба в твоих руках. Это я тебе обещаю.
— Но мне больше не нужно все это!
— Поверь, Антаназия… Джессика… Когда-нибудь ты вспомнишь о произошедшем как о дурном сне. О кошмаре. И будешь счастлива, что этот кошмар не стал твоей жизнью.
Люциус поцеловал меня в макушку, и я поняла, что тяжесть нашего общего долга всегда будет давить на его плечи. Он изображает из себя обычного подростка, но эта передышка — лишь временная отсрочка. Судьба Люциуса Владеску записана на скрижалях, высечена в его сердце, и он встретит ее во всеоружии. Мне стало страшно.
В темноте он подошел к двери и остановился.
— Сегодня ты была самой прекрасной женщиной в мире, — тихо сказал он. — Когда ты со мной танцевала… Когда уходила от меня с гордо поднятой головой, не оглядываясь, а перед тобой расступилась толпа… Не важно, какую жизнь и какого мужа ты выберешь, Антаназия, ты навсегда останешься принцессой! И я буду вспоминать и этот вечер, и ту ночь, когда ты плакала над моим искалеченным телом. Эти два дара останутся со мной навечно.
Люциус закрыл за собой дверь, и, несмотря на теплоту и нежность его слов, я содрогнулась в темноте.
Глава 42
Целую неделю после того, как Люциус отправил письмо в Румынию, он наслаждался жизнью обычного американского подростка: часами играл в баскетбол, прогуливал школу и даже закатил в гараже вечеринку, которая закончилась приездом полиции. Рядом с Люциусом, будто приклеенная, торчала Фейт.
А потом началось…
Люциуса, маму, папу и меня призвали на совет Старейших, которые сочли нужным, ввиду критической ситуации, собраться в Лебаноне. Выбора у нас не было — пришлось идти.
— Какая наглость — назначить встречу в стейк-хаусе, — пожаловалась мама, в назначенное время неохотно входя в ресторан. — Знают ведь, что мы вегетарианцы.
— Нам демонстрируют, кто здесь главный, — согласился отец.
— Пожалуйста, не делайте из этого трагедию, — попросила я. У меня было предчувствие, что все сложится достаточно плохо и без жалоб родителей на меню. — Тут есть салат-бар.
— Сплошные сульфиты и консерванты, — фыркнул отец.
Иногда он упускал, что важно, а что нет.
— Мы пришли на встречу, — сказала мама официантке.
— Нас ждут… пожилые люди, — добавила я. — Нам зарезервирован отдельный кабинет.
Хотя на лице официантки отразился животный страх, она сумела улыбнуться:
— Сюда, пожалуйста.
— Обалдеть! — вырвалось у меня, когда мы вошли в комнату.
Мама взяла меня за руку:
— Джессика, не волнуйся.
Легко сказать!
В середине комнаты, украшенной фигурками Санта Клауса, эльфов и северных оленей с блестящими рогами, стоял стол, за которым собралось тринадцать жутких старцев, которым самое место было на кладбище. Они брали с блюда куски сырого, сочащегося кровью мяса и не ели, а сосали их, вытягивая соки. В ресторане хорошо топили, однако от вида этих стариков пробирал озноб. Я всеми порами чувствовала запах крови, он щекотал мне ноздри, возбуждал голод.
Родители схватились за животы, папу чуть не стошнило.
Самый старый и пугающий вампир неохотно оторвался от пиршества и указал на три пустых стула:
— Прошу, садитесь. Простите, что начали без вас. С дороги мы проголодались.
Судя по всему, это был дядя Люциуса
— Сядьте, — снова приказал Василе.
Мы повиновались. Официантка протянула нам меню и с жалостью посмотрела на нас, словно мы были заложниками.
— Вы будете это? — Она показала на блюдо с мясом, не зная, как его назвать. — Или возьмете что-то еще?
— Три салат-бара. — Мама заказала за нас всех и вернула меню официантке, пытаясь сохранить самообладание.
За столом оставался один пустой стул.
Дверь открылась, и в зал вошел Люциус. Я ожидала, что он, как прежде, наденет бархатный плащ и черные бриджи, но он выбрал футболку и джинсы. В его внешнем виде чувствовался вызов. Люциус медленно обошел вокруг стола, вежливо пожимая всем руки:
— Дядя Василе. Дядя Теодор…
Вампиры неохотно отрывались от кровавого пиршества и отвечали на рукопожатие. Люциус сел и подмигнул нам. Было заметно, что он нервничает.
— Он напуган, — прошептала мама мне на ухо.
— Я тоже, — сказала я. — Ты с кем-нибудь из них в Румынии встречалась?
Мама еле заметно кивнула:
— Мне знакомы два-три лица… но это было так давно…
— Ешьте, — приказал Василе, указав на нас вилкой. — Потом поговорим.
Мои родители направились за салатами, и я последовала за ними. Хотя я не смотрела на мясо, стейки манили меня. Запах крови… его нельзя было не почувствовать. Несмотря на страх за Люциуса и за всех нас, запах крови манил. Меня охватило раскаяние — слишком уж неподходящим был момент.
Когда мы вернулись, стало понятно, что наш приход прервал жаркий, хотя и приглушенный спор. На блюде оставалась гора мяса, однако тарелки унесли. Все смотрели на Люциуса, который словно окаменел.
— Обязательно ли Пэквудам присутствовать?
Мы стояли, крепко сжав тарелки с салатом, ожидая вынесения приговора. Я не знаю, что бы мы сделали, прикажи нам Василе уйти.
— Да. Они должны остаться, — произнес он.
Мы сели и поставили на стол тарелки, которые громко стукнули о столешницу во внезапно наступившей тишине.
— Ешьте, — снова приказал Василе.
