наши шансы найти с человека?
Две секунды пауза, и сразу ответ:
– Вероятность появления снежного человека – один к восьми миллионам.
– Это значит, шансы очень малы?
– Ничтожно малы. Почти абсолютный ноль.
– Так чего же ты согласился?
Теперь уже рассмеялся Денис:
– Ты меня подловила. Я же не сказал «абсолютный ноль», я сказал «почти», а это в математике – невероятно великий шанс.
– Ясно. – Ксеня тут же сменила тему. – Подскочишь завтра на игру?
– Во сколько?
– В пять.
Подумал: «Еще одна пятерка, в сумме десять. Совершенное число».
– Идет! Против кого играем?
– Юристы.
– Опять юристы, хм. А кто в команде?
– Женька, Капитон, Ник.
– Ник? – перебил, не дослушав. – Боже, он еще и в баскетбол?
– Ты чего? Он здорово играет.
– Посмотрим, посмотрим. До завтра, давай.
Денис повесил трубку. Закусил до боли губу. Третий лишний. Но кто – он или Ник?
7
Леш с изумлением смотрел, как сменилась картинка вокруг. Вдруг проступили новые очертания гор, раскинулось плато вдали. Он стоял на скале, но это была не
Разве это деревья?
Кустики!
Вдруг впереди что-то блеснуло. Леш прижался к шершавой поверхности скалы и вгляделся в надвигающуюся ночь. Зоркий взгляд выхватил фигуру человека, сидящего на уступе. Но ведь никого не было?! Что происходит? В тишине стало слышно еще чье-то присутствие – одного, двоих, троих. Трое рядом, где-то ниже, ему не увидеть.
Человек, сидящий на уступе, держал в руках странный предмет и рассматривал сквозь него облака, серебрящиеся в вышине. Затем, словно почувствовав чей-то взгляд, обернулся, и в упор посмотрел на Леша. Взгляды встретились. Набежал ветерок, и мягко сменились контуры. Вернулись
Всё, как и было, только незнакомец не растворился в темноте – неловко повернулся и сорвался вниз, тяжело упав на бок. Леш услышал глухой удар. Подумал, здесь невысоко, выживет.
Профессор Сайко очнулся. Сознание возвращалось медленно, постепенно пробуждая мозг. Тревожное чувство закралось в душу и жгло изнутри, словно пламя. Он знал это чувство – кто-то наблюдает за ним, и не торопился открывать глаза, не изменил дыхания. Лежал и прислушивался. Затем осторожно приподнял веки, и сквозь ресницы глянул вокруг.
Небо играло красками, и на его бледном фоне вздымались четкие гребни скал. Звенящая тишина, казалось, обрела плотность, готовясь вот-вот взорваться новым днем. Краем глаза он уловил какое-то движение. Осторожно повернул голову, взглядом пошарил по скалам и, наконец, увидел
Незнакомец стоял на уступе и разглядывал профессора. Это был мужчина средних лет, с правильными чертами лица. Тяжелая квадратная челюсть, выдвинутая вперед, не казалась грубой, а развитые надбровные дуги, словно вылепленные из пластилина, оживляли низкий, убегающий назад, лоб. Густые темные волосы стянуты на затылке в тугой хвост, короткая борода. Одежда лоскутами, драная – короткие брюки из кожи, бесформенная, навыпуск рубаха. Может, туника? Не рассмотреть. Но профессора удивило не это, удивило то,
И вдруг Сайко вспомнил всё.
– Да, – прошептал, – получилось! – Он привстал и теперь уже открыто посмотрел на незнакомца. Взгляды встретились, и каждый пытался разобраться – друг или враг?
Тот, на уступе, даже не пошевелился, просто смотрел и ждал. Профессор ему улыбнулся. Не делая резких движений, приподнялся и сел. Охнул от боли – нога резанула где-то около щиколотки. Он отмел боль, отдаваясь другому нахлынувшему чувству, – теплой волной захлестнула радость, у него получилось переместиться во времени! И если все настройки были сделаны правильно, он попал назад в прошлое. Но в момент перехода был поздний вечер, а здесь уже раннее утро? Значит, временной прокол не переносит точного наложения, калькирования суточного времени. Или вызывает случайный сдвиг. Да, похоже, существует коэффициент сдвига, и если в дальнейшем делать проколы… Он пытался понять, вспомнил, как настроил прибор, нашел нужный всплеск поля, сфокусировал направленный луч вверх, в самый центр серебристой паутины облаков и…
Легкий шорох привлек внимание профессора. Незнакомец начал спускаться вниз. Прыжок, еще один. Он двигался легко, почти бесшумно. Огромная физическая сила делала его опасным противником, но, похоже, он был великодушен к человеку, распростертому на земле.
– Аманай леш.
Профессор не понял, но решил, что нужно назвать себя:
– Матвей… и очень хочется верить в то, что я попал в прошлое.
От набежавшего ветерка родились вокруг тысячи звуков шорохов…
…Леш всё старался понять, откуда мог взяться этот человек, и думал: «Он не похож на меня, слаб, неуклюж, растерян. Говорит непонятно, видимо, пришел издалека. Поранил ногу? Надо отвести его к своим».
Леш присел на корточки, осторожно осмотрел ногу и сказал:
– Матэ-вей, я тебе помогу, – взвалил профессора себе на спину и понес – невелика ноша.
Язык был незнакомый, но Сайко понял – это друг.
Сайко всё сомневался, какое же это время? Не его, это точно! В двадцать первом веке на всем земном шаре не нашлось бы места для такого леса. Лес дышал, лес жил своей жизнью. Исполины-деревья рвались ввысь, к солнцу, к серой вате облаков, скрипели, стонали мощными стволами-колоннами, шелестели, вели нескончаемый разговор кронами где-то там, в вышине. А подлесок шевелился, словно его расчесывали невидимым гребешком. Здесь всё было в движении: мелькало, скользило, крутилось – взлет и посадка, шелест крыльев, хлопки и чавканье. Хаос. Порядок.
Рубашка профессора взмокла от пота, по коже бегали мурашки, но не от холода. Сердце колотилось у самого горла. Он был как ребенок в диком лесу. Он еле справлялся с чувствами. Достаточно было нескольких минут, чтобы убедиться в реальности перемещения. Здесь всё поражало своей грандиозностью, своим размахом. Праздник жизни!
Пока двигались вперед, Леш отыскал невзрачное на вид растение – его красноватые листья напоминали базилик. Растер в руках, и когда сочная мякоть превратилась в кашицу, приложил к ноге.