ли.
— Ты не рада этому? — удивился Соколов и сразу же поправился:
— Да что я говорю! Я сам как на иголках… Чертовщина.
— Пап, что случилось? — старший сын, Станислав, удивлённо посматривая на родителей.
— Ничего, Стас, ты кашу ешь, — кивнула на тарелку Даша.
— Полечу в Новоземельск, погода спокойная, ветра нет. Погудин с мужиками уже готовит «Орёл», — сказал Вячеслав, вставая из-за стола. — Стас! Даже не думай! — строго посмотрел он на хотевшего было открыть рот сына. — Доедай и в мастерскую, работа не ждёт!
Тот с обидой посмотрел на отца и молча уткнулся в тарелку, взявшись за ложку.
Вячеслав же ушёл с кухни собираться в дорогу. Уже внизу, в холле, Соколовы решили посидеть «на дорожку».
— Я понимаю, — проговорила Дарья после долгой паузы. — Машина хорошая, но всё же — осторожнее вы там, прошу.
— Не волнуйся Даша, — ответил супруг. — Мы невысоко полетим, вдоль Ангары — тут по прямой, вскоре уже будем на месте.
После он принялся одеваться — тёплые меховые штаны, унты и прочее — предстоял часовой полёт в открытой кабине. Жена подала ему вязаную маску для лица, протянула солнечные очки. Соколов чувствовал, насколько она напряжена.
— Барсик, за мной! — в прихожую забежал Ярик, младший сын. Заливисто смеясь, он играл со скачущим и фыркающим, словно заправский кот, Барсиком, не обращая внимания на проблемы взрослых.
— А ну! — Вячеслав подхватил сына на руки и прижал к себе, поцеловав в носик.
— Пусти, я с Барсиком играю, — заявил карапуз и попробовал освободиться от объятий.
Отец захохотал и поцеловав упрямца ещё раз и осторожно опустил его на пол. Дарья, кусая губы, стояла рядом, прислонившись к массивному комоду. И уже когда Вячеслав находился в сенях, она не выдержала, крикнула ему вслед:
— Я никуда отсюда не уйду! А там ничего от нашего мира не осталось!
Соколов посмотрел на неё и, кивнув, скрылся за дверью. Там его уже ждали и вскоре несколько коней, взбивая снег копытами, покинули Ангарский кремль, отвозя своих седоков к берегу реки, где стоял ангар «Орла».
Глава 18
Николай Валентинович Радек не находил себе места с тех пор, как узнал об открытии аномалии. Он уж и думать о ней забыл, втайне надеясь на то, что она никогда более не проявит себя. Когда осенью прошлого года прошёл семнадцатилетний цикл, который, как ему казалось, Николай высчитал точно, он по-настоящему успокоился. Как оказалось, успокоился он рано.
Вечером прошлого дня Богдан, младший сын профессора, вернулся с прогулки и за ужином, уныло поковыряв ложкой овсяную кашу, пожаловался маме на болезненные ощущения в животе.
— Нешто съел чего, Богданчик? — встревожилась она. — Иль с мальчишками-то так озорничал, что живот прихватило? Сейчас я тебе ромашку заварю.
Устина принялась звенеть баночками на полке с травами, ища нужную, а Николай, кормивший с ложечки дочку, укоризненно покачал головой:
— Богдан, опять где-то скакал? Говорил же тебе после занятий в клубе идти домой. Где были-то?
— Да мы в клубе были, там играли… Потом пошли по домам, но Гришка предложил слазить в секретный амбар…
— Какой секретный амбар? — удивился Радек.
— Тот, что у бухты на холмике стоит, у Гриши там тайник, — морщась, отвечал сын. — Ну, пап, можно, я пойду спать?
— Иди-иди, сынок, а я пока заварю травку-то, — Устина, обняв сына, проводила Богдана жалостливым взглядом.
Обернувшись, она с удивлением посмотрела на мужа — тот был сам не свой. Николай сидел, уставившись в одну точку немигающим взглядом. В руке его была зажата детская ложка с порцией каши. Маленькая Олечка непонимающе смотрела на отца, готовая вот-вот разреветься.
— Покорми Ольгу, я скоро вернусь! — бросил он, резко встав, после чего поспешил в прихожую.
Место выхода аномалии на поверхность давно уже было окружено кирпичными стенами — Радек позаботился об этом более десяти лет назад. С тех пор аномалия проявила себя лишь однажды, когда на ангарскую землю ступили бойцы отряда Матусевича. И остались тут навсегда. Долгие разговоры с профессором Сергиенко, который до последнего момента обеспечивал бесперебойную работу перехода с той стороны, позволили Николаю сделать вывод о сильном возмущении контура аномалии и её самоликвидации, во время которой шёл мощный выброс энергии. А потому прошлой осенью он с удовлетворением воспринял отсутствие какого-либо волнения на месте перехода, о чём сообщил Соколову. Казалось, этот опрос был закрыт навсегда.
— На кой чёрт… На кой чёрт она снова проявилась?! — снова и снова повторял Радек, сойдя с окольной тропы на глубокий снег, направляясь к отстоявшей от жилых строений постройке над местом аномалии. Небо над Байкалом быстро темнело, то и дело проносились резкие порывы ветра. В голове Николая вертелись несвязные покуда мысли — слишком велико было волнение. Едва ли он надеялся на то, что живот у Богдана заболел не из-за вибраций контура.
Следы мальчишек были вокруг приземистого здания во множестве. Обойдя строение вокруг, Николай приметил и лаз, которым пользовались сорванцы — небольшое оконце под крышей сруба, куда только ребёнок и мог бы протиснуться.
— Ёк-макарёк, — пробормотал Радек, вдруг вздрогнув от непривычного чувства, овладевшего им — работающая аномалия дала о себе знать. Нащупав в кармане ключи от навесных замков на дверях строения, он двинулся ко входу. И тут же едва не упал в снег, споткнувшись. Под стеной, в снегу была припрятана доска с прибитыми к ней поперечными брусками — видимо, её мальчишки утащили после замены старых мостков и лазали внутрь по ней.
— Ну, Гриша… — проговорил профессор.
Открывая первый замок, Радек заметил, что руки его заметно подрагивали.
«Старый стал, нервы ни к чёрту», — мрачно подумал он, входя внутрь.
Быть может, и стоило взять кого-нибудь с собою, но старший сын, Мечислав, был в Ангарске, а остальные начали бы раньше времени болтать. Этого профессор допускать не желал. Кстати, в Новоземельске из первоангарцев остались лишь четыре человека, включая самого Радека, этой зимой писавшего здесь материалы для будущих поколений, находясь в полном отдохновении. Остальные составляли сменяемую группу наблюдателей за аномалией. Но наблюдали они её большей частью визуально, так как аппаратура, необходимая для дистанционной регистрации, давно вышла из строя. Кроме того, и сам Николай всё же хотел находиться ближе к заветному месту. Итак, она открылась — это факт. Радек поставил фонарь на промёрзшую, твёрдую, словно асфальт, землю и потянулся за спичками. По правде говоря, он должен был, удостоверившись в открытии перехода, оповестить о том наблюдателей и сообщить в Ангарск. Но разве до этого ему сейчас было? Фонарь осветил кирпичную стену, крепкие двери, перетянутые железной скобой, внушительный замок, в дальних углах плясали причудливые тени. Прислушиваясь, Николай постоял с минуту, выдыхая ртом клубы белого пара. После чего, повесив светильник на крюк в стене, Радек прикрыл внешние ворота — не хватало ещё, чтобы кто-нибудь заметил его здесь именно сейчас. Превозмогая обрушившиеся на него неприятные ощущения: шум в висках, покалывания в теле, появившуюся вдруг испарину и откуда-то взявшуюся одышку, профессор с трудом провернул ключ в замке. Скоба, звякнув, упала на мёрзлую землю. Сняв с крюка фонарь, Николай вошёл внутрь. Там была такая же обстановка, что и в прошлый раз, никаких изменений. Лишь только невидимый
