Недоброжелатели называли все это «театрализованным представлением Конроя», которое было задумано еще в Лондоне и преследовало цель повысить авторитет юной принцессы. Эта пышная процессия не упускала случая заглянуть по пути в старые аристократические замки и засвидетельствовать свое почтение представителям древних родов. Подбадриваемый ликующими толпами людей, этот кортеж торжественно прошел по улицам Уэлшпула, направился в Повис-Касл и Кернарвон, затем посетил Плас-Ньюид на острове Англси, где навестил одноногого кавалериста маркиза Англси, который предоставил замок в их полное распоряжение. А на обратном пути принцесса Виктории побывала в Итон-Холле в графстве Чешир, в поместье лорда Гросвенора, заехала в Честер, где она в торжественной обстановке открыла мост Виктории через реку Ди, а потом отправилась в графство Девоншир, а там в городке Чатсуорт принцесса приняла участие в торжественных мероприятиях, посвященных ее визиту.
Из Чатсуорта они поехали к графу Шрусбери в местечке Олтон-Тауэрс, а потом направились в город Питчфорд в графстве Ланкашир, родовое поместье графа Ливерпуля, двоюродного брата бывшего премьер-министра, чья дочь, леди Кэтрин Дженкинсон, которую принцесса просто обожала, была назначена за два года до этого придворной дамой герцогини Кентской.
В ноябре королевский кортеж добрался до Оксфорда, где и театре, куда принцессу Викторию сопровождала местная гвардия под командованием лорда Черчилля, она присутствовала на церемонии присуждения сэру Джону Конрою степени почетного доктора гражданского права, а также выслушала доклад ведущего профессора гражданского права, оценившего «уникальную эрудицию» и «огромное трудолюбие» сэра Джона, который не покладая рук трудится над выполнением всех своих нелегких обязанностей по отношению к герцогу Кентскому. «Стоит ли удивляться, — объявил профессор, — что человек, который добился высокого положения при муже, продолжил свое великое дело по отношению к его потомству».
Несмотря на присутствие сэра Джона Конроя и его дочери, принцесса Виктория получила огромное удовольствие от этой поездки, от многодневных переездов в карете и в особенности от посещения «любимого Плас-Ньюид», где ее дорогая лошадь Роза пронесла ее по бескрайним полям «с невероятной скоростью, она просто летела по воздуху».
И все это время принцесса старательно вела дневник путешествий, как и приказывала ей мать. Самые ранние записи в этом дневнике были наиболее точными, строго датированными и, поскольку герцогиня Кентская и баронесса Лецен контролировали этот процесс, были выдержаны в строгом стиле и отличались настолько осторожными оценками произошедших событий, что порой казались чересчур скучными:
«Среда, первое августа 1832 г. Мы выехали из дворца Кенсингтон в шесть минут седьмого и сразу же направились к воротам нижнего сада, что справа от дворца. Затем мы выехали с территории дворца и повернули налево, на новую дорогу, которая вела к Регент-парку. Дорога и прилегающая к ней местность просто восхитительны. Без двадцати минут девять. Только что в Барнете мы поменяли лошадей. Барнет - очень симпатичный небольшой городок. Без двадцати минут десять: Мы только что поменяли лошадей в городке Сент-Олбанс...»
И только много лет спустя, обретя большую свободу, Виктория стала писать от чистого сердца, используя в полной мере свой редкий дар проницательного наблюдателя с превосходной памятью. Она до мельчайших подробностей запоминала разговоры с приближенными, внешний вид мужчин и наряды женщин. Однако даже сейчас ее впечатления от увиденного были чрезвычайно развитыми и графически точными, в особенности в тех случаях, когда юное воображении принцессы обострялось из-за волнующих деталей или необычной обстановки. Такими, например, были ее более чем подробные описания шахтерских районов Мидленда, которые она раньше никогда не видела. Она была поражена бедностью и нищетой местных жителей:
«Мужчины, женщины, дети, земля и дома — все это было покрыто черной пылью... Земля повсюду заброшена и практически полностью обезлюдела... Трава пожухла и тоже покрыта черной грязью. Только что я видела, как рухнуло охваченное пламенем строение. Везде видны следы черной угольной пыли, все небо закрыто черным дымом, а вокруг таких же черных от пыли вагонеток с углем то и дело мелькают маленькие фигурки детей».
Какой же контраст это составляло с ухоженными и опрятными загородными домами, как, например, в Оксфорде, где вся ее свита получила «в высшей степени теплый и радостный прием!».
А король читал сообщения о необыкновенно радушном приеме принцессы со все более нарастающим раздражением и даже с некоторым беспокойством. Принцессу повсюду привечали не просто как законную наследницу престола, но и как соперницу короля, как друга обездоленных людей и как дочь преданного идеям вигов человека, которая совершенно откровенно отстаивает программу реформ, не находящую поддержки тори во главе с королем и королевой.
Поэтому когда в 1833 г. принцесса вознамерилась отправиться в еще одно путешествие по стране, на этот раз в южные и западные районы Англии, король решил обуздать те «безобразные», по его мнению, эксцессы, которые происходили в ходе предыдущей поездки. И прежде всего он запретил отдавать принцессе и ее матери военный салют морских кораблей в тех местах, куда герцогиня Кентская отправится на каком-нибудь судне его величества. В связи с этим герцогиня получила уведомление, что поскольку она путешествует ради собственного удовольствия, то не должна ожидать военного салюта на каком-либо из королевских кораблей. Сэр Джон Конрой отреагировал мгновенно и заявил, что в качестве «конфиденциального советника ее королевского высочества» рекомендует не уступать давлению короля по этому вопросу. В ответ на это король тут же собрал членов Тайного Совета и издал указ, предписывающий военно-морским судам производить военный салют только в том случае, если на борту находится король или королева
Король смог запретить военные почести и соответствующие салюты военно-морских судов, однако ему не удалось предотвратить тот радостный и восторженный прием, который оказывали принцессе и сопровождающей свите его подданные. Таким образом, сообщения прессы о триумфальном шествии юной принцессы в 1833 г. были для короля столь же разочаровывающими, что и в предыдущие годы. Принцесса Виктория вместе с сопровождающими ее лицами остановилась на некоторое время во дворце Норис-Касл, что на острове Уайт, а в начале августа отплыла на «Изумруде» — посыльном судне королевской яхты «Король Георг», поскольку яхта столкнулась со старым судном и сломала мачту. Принцесса все же была очень довольна этим морским круизом и особую благодарность выражала одному из матросов «Изумруда», который не спускал глаз с любимого спаниеля Дэша и «держал его под мышкой все время, не позволяя тому оказаться в какой-либо опасной ситуации».
В то лето принцесса навестила Портсмут, где осмотрела флагманский корабль Нельсона «Победа», а также с удовольствием испробовала «превосходную» говядину, картошку и грог, которые были основой матросского рациона. А когда «Изумруд» бросил якорь неподалеку от Плимута, чтобы принцесса могла посетить 89-й полк, ее в сопровождении дорсетширских йоменов провезли в открытой карете по всему городу, показали Эддистонский маяк, курорты Торки, Уэймут и Эксетер, а потом отвезли в Мелбэри-Хаус — родовое поместье лорда Илчестера, что неподалеку от Дорчестера.
Как только улеглись страсти вокруг военно-морского салюта, сразу же возникли проблемы относительно загородного дома для герцогини Кентской и ее дочери. Герцогиня обратилась с просьбой к премьер-министру, чтобы тот выделил ее семье приличный загородный дом. Король предложил ей на это лето Кью-Палас, однако герцогиня заявила, что ей нужен дом не только на одно лето, но на постоянное проживание. Словом, ей нужна была летняя резиденция, а не просто домик для временного отдыха. Тем более что на то лето у нее уже были свои планы. Она собиралась провести лето в Танбридж-Уэлсе. Король согласился с ее требованием и предоставил ей Кью-Палас на более длительный срок. Герцогиня поехала осматривать дом и осталась крайне недовольна увиденным. По ее мнению, он был «очень неудобным, без соответствующих и привычных для нее удобств и к тому же практически полностью лишенным мебели». В ответ король заметил, что этот дом был вполне пригодным для проживания «королевской четы его родителей», и добавил, что ему больше нечего ей предложить.
Разочарованная еще одним отказом короля, герцогиня нее же осталась довольна тем временем,
