Олега и быстро покидает двор.
— Ну и катись! — кричит ему вслед Олег и скрывается в доме.
Петька выходит из подъезда и идёт за ним.
Вдруг сейчас Петькиной спине стало жарко, и он чуть было не открыл глаза. «Может быть, Олег был хозяином Барбосыча? — пронеслось в голове. — Может, это и есть то самое главное, о чём предупреждали его зелёные человечки?»
Но они почему-то ещё продолжают показывать двор. Вот клумба стала медленно подъезжать к нему, и Петька видит на земле след разорителя.
«Неужели у Ксюшки такие большие ноги?»
Петька растерянно улыбается и открывает глаза.
Присмотрись и Разглядика стоят на камнях, смотрят на него и сочувственно молчат. Петька перестаёт улыбаться.
«Может быть, мне показалось? Как хорошо ошибаться!» — мелькает в голове.
Вот перед ним опять клумба, но теперь не вся, а только то место, где отпечатан след. В желудке становится тоскливо и холодно, будто он только что проглотил большой кусок льда. Сомнения больше нет.
Это след Олега. Только у него на подошве такая заплатка.
Да, это был след Олега. Того самого Олега, который умеет так дрессировать собак, что они потом служат на границе. Того самого Олега, который вёл через Волгу катер. Того самого Олега, стихи которого были напечатаны в газете. Петькиного и Мишкиного закадычного друга.
Выходит — Олег врал? Значит — всё неправда? И собака? И катер? И стихи? И дружба?
Петька не помнит, то ли он молчал в это время, то ли кричал во весь голос. Всё было как в страшном бредовом сне, когда у человека высокая температура.
Петька лежал на земле, и ему казалось, что на него с грохотом падает какое-то красивое, сверкающее здание. Ему жалко это здание, потому что он сам его строил, и страшно, потому что обломки сейчас накроют его с головой.
Это был такой кошмар, какого он не испытывал ещё никогда в жизни.
Он даже не слышал слов, которые говорили ему зелёные человечки:
— Ничего, Петя, крепись! Тебе сейчас больно. Но это нужная боль. Это — ты выздоравливаешь. Разочарование в человеке всегда страшно. А ты всё это сумеешь пережить, потому что ты сильный.
Глава шестнадцатая
Теперь я знаю, кто он такой
— Лежишь-полёживаешь? — услышал Петька.
В двух шагах стоял Олег.
— Чего уставился? — усмехнулся он.
«Кто это выдумал, что улыбка у него, как у того киноартиста?..»
— Первый раз видишь?
«…Она же хитрая и лживая».
— Вставай, хватит лежать.
«Эти голубые глаза, оказывается, холодные и злые».
— Ты слышал, что тебе сказали?
«А я верил ему больше, чем самому себе. Подчинялся во всём, готов был жизнью пожертвовать ради него, если понадобится».
— Встать! — резко приказал Олег.
«Я из-за него Ксюшку обидел».
— Я кому приказываю? — голос у Олега сорвался, и последнее слово он не сказал, а смешно взвизгнул.
«Как же я раньше не разглядел его? Неужели у меня головы не было?»
— Что ты так смотришь на меня? Обиделся, что ли? — вдруг заискивающе спросил Олег и улыбнулся. — Хочешь, пойдём Мишку спасать? Я же пошутил.
«Теперь ясно, кто он такой. А я — дурак безголовый. Самому соображать надо».
— Знаешь, как Родина поступает с предателями? — перестав улыбаться, неожиданно тихо спросил Олег.
Только теперь Петька поднялся с земли и твердо ответил:
— Да, знаю, как Родина поступает с предателями. — Потом, помолчав секунду, добавил: — И с подлецами.
Уходя, Петька ни разу не обернулся. Он не боялся, что Олег ударит его в спину. Он чувствовал себя правым. А раз правым, то, значит, и сильным.
Глава семнадцатая
Спасение
Ксюшка мчалась по переулку, но за спиной не было слышно настигающего топота. Она оглянулась, её никто не преследовал, и девочка побежала тише.
Коленка теперь была сине-лиловая, местами даже чёрная и вся в пыли. Но, странное дело, боль в ней прекратилась. Пробежав немного, удивлённая Ксюшка остановилась.
Вы, ребята, конечно, догадались, почему и где произошла эта остановка. Ксюшка сразу узнала Мишку, поняла, что он застрял и что сейчас ему очень плохо. Руки у Мишки отекли, шея с затылком были красными и потными.
Ксюшка мигом влезла на забор, спрыгнула в чужой сад и подошла к Мишкиной голове.
Уши у Мишки были пунцовыми. Казалось, на них вот-вот полопается кожа и брызнет кровь. А глаза его стали косыми. Мишка упорно смотрел на кончик собственного носа.
— Надо уши мылом намылить, может, тогда голова выскользнет, — сказала Ксюшка.
— Уходи! Мне и так хорошо! — грубо прохрипел Мишка,
— Ты чего? — удивилась Ксюшка.
— Обойдусь без твоей помощи. Марш отсюда! Разорительница клумб.
Ксюшка глубоко вздохнула, хотела что-то сказать, но не сказала и решительно взялась рукой за доску, пытаясь её оторвать.
— Видеть тебя не могу, — хрипел Мишка, — убить тебя мало! Такую!
Ксюшка молча дёргала доску.
— О-ой! Берегись! Береги-ись! Сила! — заорал вдруг Мишка, и голос его неожиданно стал звонким: — Беги! Чего стоишь! Разорвёт!
Ксюшка оглянулась.
Известная свирепостью овчарка Садоводовых Сила мягко бежала прямо к ним. Глаза её хищно блестели. Привязанная к ошейнику цепь бесшумно волочилась по траве.
Ксюшка моментально оказалась на заборе, но вдруг спрыгнула в крапиву, подбежала к Мишкиной голове и загородила её.
Сила была уже близко. Замахав на неё руками, девчонка завизжала:
— С ума ты сошла! Куда бежишь? Не видишь, человек застрял! Уходи-и-и!
От её визга собака остановилась, зарычала. Ксюшка выдернула куст крапивы и ткнула ею в собачий нос. Сила затрясла мордой, взвыла. Ксюшка хлестала и хлестала по собачьей морде. Сила бросилась на девчонку, и Мишка услышал, как с треском рвётся платье. Сейчас от Ксюшки останется одно мокрое место. А может, и его не останется.
