– Так ведь это уже… нерешительно подсказал географ.
– Ах, да, – впомнил старикан. – Этот уже… списан за борт. Ответьте гражданин учитель, – вежливо поинтересовался провидец, – почему хорошие люди умирают раньше плохих?
– Это только плохие так думают, – ответствовал Полозков.
– Ладно, убедили. Убеждения – мать тупиков русских. Тогда спросим у судьбы? – улыбнулся Ильич. – Сыгранем? Чья взяла, тот и получает. Ставьте ваши знания.
– А Вы? Должны что-нибудь серъезное, – потребовал Арсений.
– Меня берите. Возьмете?
– Как?
– Целиком. Ваша возьмет – распоряжайтесь мной по усмотрению, Вы начальник. Скажете сойти – сойду. Мне всюду местечко сыщется. Но вот что плохо, я всегда выигрываю. Тяните вон карту.
Географ вытянул семерку.
– А моя всегда будет старше, – и Ильич, гримасничая, предьявил восьмерку. – Тянем потянем!
Арсений положил на стол короля.
– И будете биты, – и старичок аккуратно вытянул случайную карту и накрыл тузом короля.
– Так ведь меченые!
– А чтоб не сомневались, сделаем так. Я тяну и показываю, это будет моя. Если слишком будет велика, велите тянуть другую. Как устроит – видим эту карту. Потом тянете свою. Идет?
– Давайте на пробу по маленькой, – усомнился географ.
– Галстучек красивый поставите? – улыбнулся Ильич, с интересом разглядывая китайское изделие.
– Да без проблем, – без промедления ответил географ. – А Вы? Что-нибудь маленькое.
– У меня маленького не бывает, – озадаченно стал рыться в карманах ехидный старикашка. – А, вот маленькое. Постановление о Вашем аресте и задержании. Играем?
– Ну, тяните, – скомандовал заинтригованный географ.
Ильич положил лапку на карты, отрешенно поглядел в окно на смеркающийся день, гукнул ' Чтоб не тянуть' и вывернул шестерку бубен.
Географ опустил ладонь на карты и поднял одну. На Арсения заинтересованно и сочувственно глядела дама треф.
– Другую даму ждали? – спросил Ильич. – Ну! Вот и проиграли.
– Это почему? – возмутился преподаватель.
– Дама треф бубни не побьют, ежели не козырная-с, – поянил шулер на старый манер.
– Да как же так!
– Дорогой географ, я установил правила. Кто первый установил, тот и прав. Такая здесь жизнь.
– С Вами играть отказываюсь, – заявил географ, поднимаясь. – Меня уж и невеста, небось, заждалась.
– Воля Ваша, – потупился гадатель. – Только зачем же Вы меня в грусть такую вгоняете. А уж невеста ваша, наверняка, спит и видит, как Вас в галерники сдать, – о ком-то вслух подумал старикан. – Прощевайте, пока.
И Арсений, с трудом отодвинув дубовую колоду двери и обрушив на пол завхозшу и тщедушного директора, отправился прочь.
Он немного запутался в коридорах Дома престарелых работников, плохо соображая и поминутно натыкаясь на них, на женщин и мужчин. Наткнулся и на медсестру в белом халате, сказал 'Извините' и опять наткнулся.
– Куда ты прешься? – грубо спросила медсестра.
Это была Рита.
– Идем скорей, блуждатель, – схватила она растерявшегося карточного неудачника и потащила к выходу.
По дороге она выхватила у какой-то зазевавшейся широким ртом интеллектуалки из рук ужасающую хламиду и накинула поверх халата на плечи.
– Туда нельзя! – крикнула она в отчаянии Арсению на первом этаже и потянула вправо. Они где-то поднырнули, обрушили у матерящегося на наречии азербайджанца лоток с гранатами, а потом почти через кошачий лаз выбрались на вечернюю пустоватую площадь.
– Туда нельзя! – указала на свою припаркованную невдалеке машину Рита и потянула упирающуюся тушу географа. – В автобус! – в отчаянии скомандовала она, и беглецы впрыгнули в урчащую и давящуюся дымом старую развалину.
Рита мгновенно вытянула сотенную, вытолкала в набитом автобусе с сиденья какого-то поддатого, может, удачно продавшего мать или что еще, сунув ему сотенную и быстро приговаривая: ' вставай, вставай быстро дурень, бери', повалила на сиденье Полозкова, упала ему на колени, обняла и, сунув лицо в лицо, накрыла хламидой.
Автобус молчаливо посмотрел на наглецов.
– Городские, – вздохнула старушка с корзиной недопроданных яиц. – Балуют.
– Наркота, – подтвердил знающий слесарь Дома престарелых.
– А хоть бы и ладно, – вздохнула кондукторша погодя. – Любовь, она и в транспорте любовь.
Арсений замер, чувствуя у щеки щеку и губы Риты.
– Тихо, – прошептала она.
Прошло с десяток минут тряски.
Вдруг страшно завыли сирены, автобус дернулся, остановился, и в нем поднялся шум и гам, налетели какие-то люди с лицами в противогазах и специальных глухих халатах и стали выволакивать пассажиров из транспорта, а сухой голос Колина объявил у открытой водительской двери:
– Господа, не переживайте. Не толкайтесь, рожи дурные. Учения управления чрезвычайной ситуации МЧС. Ведите себя на носилках достойно, перевязывайтесь тихо.
Пюди в противогазах выволокли географа и Риту на теряющуюся в сумраке дорогу. Два реанимобиля вращали огнями в полутьме, на носилки укладывали орущую и крестящуюся бабку и совали ей корзину яиц.
Кто-то заорал:
– Химическая атака! – Да нашли, нашли, – крикнул другой.
Грубые перчатки сунули в нос Арсения смоченную гадостью марлю, и остатки света погасли в его не вполне здоровых очах.
Шустрый Воробей целый день скакал по городу, как взмыленная лошадь. Хозяин квартирки, Арсений Фомич, прочно запропастился, и пришлось оставлять на ночевку возле его временами обездвиженной невесты прекрасно ответственного барабанщика и его социальную герлфренд Элоизу. Эти двое обессилевших от бодрости молодых людей с настоящим «сине-зеленым» спокойствием на лицах пытались спать на двух стульях, поставленных спинами друг к другу, положив голову один другому на плечо. Но невеста, погрузившаяся в огромную семейную трагедию, засыпала урывками, не ела, а только жадно пила воду и шумно и судорожно врывалась в туалет. И, временами, воздев пухленькие ручки, причитала:
– Срежу вены по любому.
– Подожгусь и гламурно спалю тут все.
– Я теперь по жизни шагая мумие.
– Где мама, барабанщик? Настучи ее сюда.
А Юлий, притащив и поправив здоровье прибора клейкой лентой, развлекал временно сдвинутую с жизненных позиций траурной дробью палочек и стихами:
– Хоть сжигает тебя грусть, охладело сердце пусть,
Не навеки это дело, смело ты поправишь тело.
И помчишься как-нибудь в трудный социальный путь.
И еще, развлекая в ужасе косящуюся невесту, бурчал, промеряя строевым шагом путь из угла комнаты в другой:
– Встань, товарищ раненый, под знамена, пламенный.
Сине– мы зеленый стяг развернем, невестин флаг.
