Lost structure

контексте человеческой деятельности.

В этой смысле ученая игра в воскрешение значений вещей, вместо того чтобы быть обращенной в

прошлое филологической забавой, подразумевает изобретение новых, а не воскрешение старых

кодов. Прыжок в прошлое оказывается прыжком в будущее. Циклическая ловушка истории

уступает место проектированию будущего .

Проблема такова: при 'возрождении' мертвого города неизбежно восстанавливаются утраченные

риторические коды и канувшая в прошлое идеология, но, как было сказано, игры с возрождением

откры-

13 См. Giulio Carlo Argan, Progetto e destino, Milano, 1965 (в частности, статью под тем же названием, где

обсуждаются вопросы открытости произведения в области архитектурного проектирования). Свое

собственное видение этой 'открытости' архитектурных градостроительных объектов предложил Р. Барт в

Semiologia e urbanistica, in 'Op. Cit.', 10, 1967. Барт, воспроизводя точку зрения Лакана, разбираемую нами в

Г.5., замечает, что применительно к городу проблема означаемого отходит на второй план по сравнению с

вопросом 'дистрибуции означающих'. Потому что 'в этом усилии освоить город как семантику мы должны

понять игру знаков, понять, что всякий город это структура, и не пытаться заполнить эту структуру'. И это по

той причине, что 'семиология не предполагает последних значений' и 'во всяком культурном, а также

психологическом феномене мы имеем дело с бесконечной цепью метафор, означаемое которых все время

расщепляется или само становится означающим'. Разумеется, в случае города мы сталкиваемся с подвижкой

и пополнением значений, но семантика города постигается не тем, кто смотрит на него как на порождающую

означаемые структуру, но тем, кто в нем живет, участвуя в конкретных процессах означивания.

Противопоставлять движению означивания, с учетом которого и проектируется город, свободную игру

означающих значило бы лишить архитектурную деятельность всякого творческого стимула. Ведь если бы

город жил диктатом означающих, говорящих через человека, который был бы их игрушкой, то

проектирование утратило бы всякий смысл, так как тогда во всяком старом городе всегда можно было бы

найти элементы, сочетание которых обеспечило бы самые разнообразные формы жизни. Но проблема

архитектуры как раз в том и состоит, чтобы определить границу, за которой использовавшаяся в прошлом

форма уже не годится для любого типа жизни и вереница архитектурных означающих ассоциируется уже не

со свободой, но. с властью, с определенной идеологией, которая средствами порождаемых ею риторик

закабаляет.

227

вают свободу действий и при этом вовсе не требуют изменения идеологических схем, внутри

которых живешь.

Но если налицо некая новая городская макроструктура, не укладывающаяся в рамки привычных

представлений о городе, и ее надлежит освоить и приспособить к жизни, неизбежно встают два

вопроса: это вопрос о том, как перестроить собственные базовые коды, чтобы сообразить, что

делать, и вопрос о собственных идеологических возможностях, о способности вести себя

принципиально по-иному.

Проектирование новых форм, разработка риторик, которые могли бы обеспечить трансформацию