История рыцарства. Самые знаменитые битвы

невольные свидетели унижения своего сюзерена, – описывает происходящее в книге „Сто великих замков“ Надежда Ионина. – Впереди папской делегации находился легат Милон – представитель папы и исполнитель наказания. Граф Раймунд, обнаженный до пояса, со свечой в руке опустился на колени перед легатом и молил о пощаде. Он сам прочел длинный список своих прегрешений перед католической церковью, обязывался впредь беспрекословно подчиняться

Защитники веры

всем повелениям Святого престола, отказывался от

всякой свободы в своих действиях. Когда шестнадцать

вассалов подтвердили присягу своего государя, легат

Милон поднял графа Раймунда, накинул ему на шею веревку и повел к церкви, а по дороге стегал его розгами.

Со слезами покаяния, а может быть, горького оскорбления граф Раймунд распростерся на церковном амвоне... У алтаря ему дали прощение, вслед за этим заставили спуститься в склеп и поклониться гробнице Петра де Кастельно, душа которого, как утверждали церковники, „возликовала“, узрев такое унижение своего заклятого врага...»

Думаете, публичное покаяние графа остановило кровопролитие в Лангедоке? Как бы не так. «Защитники веры» – 50 тысяч копий, – сея вокруг себя смерть, опустошали его цветущие города и села с энтузиазмом, поистине достойным лучшего применения. В городе Безье на площадь перед церковью Святого Назария они согнали 20 тысяч мужчин, женщин и детей. Крики и рыдания переплетались с мольбами о пощаде... Даже сердца суровых рыцарей дрогнули – и они обратились к аббату Арнольду: «Что нам делать? Как отличать добрых христиан от неверных?»

По свидетельству хрониста: «...аббат, боясь, чтобы те еретики из страха смерти не прикинулись правоверными... сказал: „Бейте всех, Господь своих узнает!“ И перебито было великое множество...»

В докладе папе Иннокентию III Арнольд с гордостью отмечал, что в расчет не принимались «ни возраст, ни пол, ни занимаемое положение». Три дня и три ночи горел Безье...

Следом настал черед Каркассона, где Роже – племянник Раймунда, возглавивший сопротивление, – сосредоточил главные силы. В отлично укрепленной цитадели прятались тысячи людей из окрестных селений. И сейчас, глядя на величественные стены и башни старого замка, понимаешь – с ходу его не взять.

Крестоносцы решили действовать хитростью. Предложив Роже начать мирные переговоры, они схватили его, как только он явился в рыцарский лагерь. Вскоре все на тысячу миль вокруг знали, что несчастный граф «умер от дизентерии». Оставшись без предводителя, осажденные открыли ворота и покинули город, как того потребовали рыцари, – мужчины в штанах, женщины в нижних рубашках.

Вслед за Каркассоном были разрушены Перпиньян, Нарбонн, Терм, Пюивер. В костер, разведенный у замка Менерв, добровольно бросились сто сорок катаров. За какие-то тридцать лет утопающие в цветах и виноградниках земли Южной Франции превратились в безлюдную пустыню – от карающего меча крестоносцев пало свыше миллиона человек.

«Весь христианский мир, – писал Перрон в своей „Истории альбигойцев“, – был потрясен страшным зрелищем: люди, вздернутые на виселицах, сожженные на кострах, замученные пытками только за то, что они отдавали свои помыслы одному всевышнему Богу и отказывались верить в пустые церемонии, придуманные людьми».

Разумеется, ненавидящие убийства катары тоже нередко становились убийцами – на войне как на войне. Правда, достоверных доказательств участия «совершенных» в кровавых «разборках» нет. Иное дело – их сторонники. Хроники донесли до нас леденящие душу рассказы о том, как жителями Авиньонета была вырезана целая группа доминиканских монахов, остановившаяся в городе, дабы отыскать и предать суду местных катаров. Расправившись со святыми отцами, горожане бежали – по некоторым данным, в Монсегюр...

Известны и случаи еще более страшных зверств. Както раз рыцари графа де Фуа, сочувствующие катарам, напали на группу крестоносцев. Большинство перебили, а пленным отрезали носы – и отпустили восвояси. А при осаде замка Бокэр альбигойцы, отрубив захваченному рыцарю ступни и кисти рук, с помощью камнеметной машины перекинули страшные снаряды через крепостную стену... Впрочем, подобные методы были в те годы отнюдь не редкостью. Головы убитых врагов летели в осажденные крепости еще в 1097 году при осаде Антиохии – «пушечным мясом» послужили тогда около двух сотен турок. Для той же цели использовались разлагающиеся трупы животных, тела умерших от чумы, сосуды с мочой и фекалиями. В 1422 году при осаде королевского замка Карлштайн гуситы по воздуху «переправили» в замок две тысячи подвод с бочками, в которых плескалось содержимое клоак Праги. Лишь негашеная известь помогла защитникам предотвратить инфекцию.

Вскоре после падения Каркассона часть рыцарей покинула Лангедок. Отпущение грехов было получено (его сулили всего за сорок дней военной службы), и свою миссию они посчитали выполненной. Чтобы удержать во главе войска де Монфора, папа обещал ему после победы часть владений графов Тулузских. Однако те отнюдь не собирались капитулировать. Крестоносцы, взяв Лавор, осадили Тулузу, в которой засел упрямый Раймунд со своими отпрысками, – но безрезультатно. На помощь «тулузскому королю» пришел король арагонский Петр, для которого сохранение южного графства было вопросом жизни и смерти, ибо эта широкая «нейтральная» полоса отделяла его земли от владений французского короля. Увы, Петр был вскоре убит в сражении при Мюре. Это случилось в 1213-м, а два года спустя Иннокентий III созвал Латеранский вселенский собор. Тщетно молили о пощаде тайно явившиеся на него старый граф Тулузский и его сын Раймунд младший. Высокое собрание лишило мятежное семейство всех его владений, передав их графу Монфору и его приближенным. Но военная фортуна переменчива, и щедрый подарок, увы, не принес Симону счастья. Три года спустя при осаде Тулузы он будет убит пущенным из пращи камнем, а его сына Амори отпрыски Раймунда принудят возвратить завоеванные земли...