торжественные крики прорвались в самый центр города; но их победоносное продвижение было остановлено одетыми в броню тамплиерами и госпитальерами, которые промчались верхом по узким улицам и оттеснили врагов, перебив их несметное множество, а остальных сбросив вниз со стен...»
Было похоже, что прибытие подкрепления с Кипра лишь разозлило врага. И вот уже пали Английская башня, башня графини де Блуа, стены у ворот Святого Антония тоже лежат в руинах... Правитель мусульманского Керака, Бейбарс аль-Мансури, тоже оставил воспоминания об осаде Акры. Он пишет о том, как отчаянно защищали арбалетчики крестоносцев небольшую брешь между башней и главной стеной. Тогда он, Бейбарс, под покровом темноты использовал щиты, обшитые войлоком изнутри и потому «имеющие форму длинного белого облака». Они были вертикально подняты с помощью системы мачт и канатов, подобно парусам. Укрывшись за этим экраном, мамелюки засыпали ров и уже готовы были начать штурм – но войска госпитальеров и тамплиеров неожиданно пошли в контратаку...
Трижды пытались мамелюки захватить центр города. И трижды тамплиеры и госпитальеры отбрасывают атакующих. Вновь и вновь строили они баррикады. Но сарацин слишком много. Они все лезут и лезут, их камнеметы ломают укрепления и крушат башни. После того как в стене образуется проем длиной в 60 локтей, султан назначает генеральный штурм. Занималось утро 18 мая.
«На рассвете воздух задрожал от оглушительных звуков барабанов и труб, осаждавшие несколько раз врывались в пролом и были отброшены, а под конец монахивоины перекрыли проход своими телами, преградив, словно стальная стена, путь врагу. Громкие призывы к Богу и Магомету, к небу и святым слышались со всех сторон; после упорного сражения, длившегося с рассвета до заката, тьма положила конец бойне... Неверные предприняли решающий штурм со стороны ворот Св. Антония. Великие магистры тамплиеров и госпитальеров сражались бок о бок во главе своих рыцарей и некоторое время успешно противостояли натиску врага. Они бились врукопашную с мамлюками и врывались, как последний из их воинов, в самую гущу битвы. Но рыцари падали один за другим под ударами мусульманских сабель, и некем было заменить их, тогда как огромные орды неверных наступали с прежней энергией и упорством. Маршал госпитальеров пал, покрытый ранами, а Гийом де Боже, в качестве последней меры, попросил великого магистра этого ордена с пятью сотнями всадников выбраться из крепости через соседние ворота и атаковать вражеский тыл. Сразу после того, как великий магистр тамплиеров отдал эти приказания, он сам был сражен вражескими стрелами; охваченные паникой воины гарнизона бежали к порту, а неверные преследовали их с ужасными криками: „Аллах акбар! Аллах акбар!“
Вслед за воинами в гавань устремились все жители города. Но тут вдруг разыгрался шторм. Над водой виднелись сотни голов – беженцы вплавь устремились в сторону галер. Поистине то был судный день – перед лицом смертельной опасности каждый был как на ладони. Так, тамплиер Роже де Флор, сумевший добраться до одного из кораблей, пытался заработать, вымогая деньги со знатных дам – в обмен на спасение. А патриарх иерусалимский, престарелый Николай, усадил в свою лодку столько беженцев, что суденышко перевернулось, и он первым пошел на дно...»
И все же рыцари отбили штурм у башни Святого Антония. К вечеру все, кто уцелел, собрались в резиденции тамплиеров. Решение было принято единогласно – сражаться до конца. Предводителем избрали маршала храмовников Пьера де Севри. Увы, тяжелораненый Гийом де Боже уже отдал Богу душу... Вот как описывает его смерть случайный свидетель:
«Магистра ордена Храма случайно настигла стрела, когда магистр поднимал свою левую руку, и на ней не было щита, только дротик в правой руке, и стрела сия ударила ему под мышку, и тростник вошел в его тело. Магистр вооружился наспех и носил только легкие латы, соединения которых не закрывали хорошо боков.
И когда он почуял, что ранен смертельно, он стал уходить, а подумали, что он уходит добровольно, чтобы спасти себя и свое знамя... и побежали перед ним, и тогда вся его свита последовала за ним. И поскольку он отходил, добрых двадцать крестоносцев с Долины Сполето подошли к нему и сказали: „Ах, Бога ради, сир, не уходите, ибо город скоро будет потерян“. И он ответил им громко, чтобы каждый слыхал: „Сеньоры, я не могу, ибо я мертв, видите удар“. И тогда мы увидели погруженную в его тело стрелу. И при этих словах он бросил дротик на землю, поник головой и стал падать с лошади, но его свита спрыгнула на землю со своих коней и поддержала его, и сняла с коня, и положила на брошенный щит, который они там нашли и который был очень большой и длинный.
Слуги пронесли его в город по мостику, через водяные рвы и потайной ход, что вели во дворец Марии Антиохийской. Здесь они сняли с него доспехи, разрезав ремни лат на плечах, затем завернули его в одеяло и отнесли на берег. Так как море оставалось бурным, и ни одна лодка не могла пристать, свита перенесла магистра в орденскую резиденцию, протащив носилки через пролом в стене.
И целый день он лежал в храме, не разговаривая... за исключением одного слова, когда он услышал шум людей, бежавших от смерти, и спросил, что это; и ему сказали, что люди сражаются; и приказал, чтобы их оставили в покое, и с тех пор не разговаривал и отдал Богу душу. И был похоронен перед своим алтарем, то есть престолом, где пели мессу. И благоволил ему Бог, ибо от его смерти был великий ущерб...»
А вот раненого великого магистра госпитальеров Жана де Вилье братья все же сумели вывезти из Акры. Позже он писал с Кипра Гийому де Вилларе, приору Сен-Жиль:
«Они рано утром прорвались в город со всех сторон большими силами. Мы с конвентом защищали ворота Святого Антония, где было несчетное число сарацин. Тем не менее мы трижды отбивали их до места, которое обычно называют „Проклятым“. Как в этом, так и в прочих сражениях, братья нашего ордена бились, защищая город, и его жителей и страну, но мало-помалу мы потеряли всех братьев нашего ордена, которые удостоены всяческих похвал, которые стояли за Святую Церковь и встретили свой последний час. Среди них пал и наш дорогой друг, брат маршал Метью де Клермон. Он был благородным рыцарем, отважным и опытным воином. Да примет Господь его душу!
В тот же самый день я получил удар копьем между плеч, который чуть не стал смертельным, что делает для меня весьма трудным писание сего письма. Между тем огромная толпа сарацин ворвалась в город со всех сторон, по суше и по морю, продвигаясь вдоль стен, которые были повсюду пробиты и разрушены, пока не добрались до наших укрытий. Наши сержаны, слуги, наемники и крестоносцы и все остальные оказались в безнадежном положении и бежали к кораблям, бросая оружие и доспехи. Мы и наши братья, огромное число которых было смертельно или тяжело ранено, защищали их столько, сколько могли, Бог свидетель! И так как некоторые из нас притворялись полумертвыми и лежали в обмороке перед врагами, мои сержаны и наши слуги вынесли оттуда меня смертельно раненного и других братьев, подвергая себя
