ремесленников дополнительной данью. Чаша переполнилась – и в мае 1302 года в Брюгге вспыхнул антифранцузский мятеж. Питер де Конинк, предводитель цеха ткачей, и Иоанн Брейдель, «старейшина» мясников, возглавили восстание. Когда 17 мая к городу подошел отряд французов, его жители сделали вид, что дико напуганы. Едва завидев людей де Шатийона, они открыли ворота и разошлись по домам. Никого из вождей мятежа в городе не оказалось. Они появились лишь на рассвете – как черт из табакерки – и организовали такое избиение потерявших всякую бдительность французов, что, по свидетельству хронистов, в то утро было убито три тысячи человек. Другие, впрочем, определяют количество жертв в три сотни – но даже это число позволило бы «лягушатникам» воспылать жаждой праведной мести за «Брюггскую заутреню». Тем более что сами фламандцы тут же цинично окрестили ее «Доброй пятницей».
Шатийону удалось укрыться в Куртрэ – так на французский манер назывался тогда Куртрейк. А старейшины Брюгге обратились к фламандским городам с пламенным призывом о помощи. Отозвались все – кроме Гента, старейшины которого остались верны Филиппу Красивому. Впрочем, и оттуда прибыл отряд добровольцев в семьсот человек. Сам Брюгге выставил 3000 ополченцев, вольный округ Брюгге и прибрежная Фландрия – 2500, Восточная Фландрия – 2500, Ипр – около пятисот. Около девяти тысяч воинов – целая армия! Возглавили ее Гийом де Жюлье и его дядя Ги Намюрский, внук и младший сын Ги де Дампьера, графа Фландрского, который томился в заключении во Франции. Главнокомандующим противника был назначен Робер II Добрый, граф д’Артуа, внук Людовика VIII.
В начале июля обе армии сошлись под Куртрэ. Впрочем, «сошлись» – пожалуй, слишком громкое слово. Мелкие стычки между войсками три дня не могли перерасти в настоящее сражение. Если верить «Гентским анналам», французы изрядно порезвились в окрестностях Куртрэ. Как водится, они не щадили ни женщин, ни детей, ни сирых, ни убогих, грабили дома и уродовали статуи святых, чтобы «
О, эта несокрушимая фаланга, сияющий шлемами летучий строй античных легионеров! Увы, в исполнении фламандцев она обладала куда меньшей тактической гибкостью. Как пишет военный историк Максим Нечитайлов, «в ней было два разряда бойцов – одни с длинными пиками, другие с годендагами (годендаг, „палка с острием“, имел древко длиной более полутора метров, на которое насаживалось железное острие. –
И пику, и годендаг держали двумя руками; пики даже старались упирать в землю, держа наклонно под углом. Одной рукой удержать напор закованного в латы рыцаря на коне весом 500—600 килограммов было невозможно. Установлено, что такой всадник обладает достаточной энергией, чтобы опрокинуть 10 пехотинцев, стоящих друг за другом... Кроме того, воины в каждой шеренге стояли очень плотно, плечо к плечу. Это было не очень удобно для пехотного боя, но необходимо для отражения тяжелой конницы. Иначе опытный наездник мог бы воспользоваться малейшим разрывом в частоколе пик для прорыва внутрь фаланги... Нужно было подыскивать особую местность, рискованную для вражеских арбалетчиков (например, чтобы фаланга быстрым броском могла прижать их к естественному препятствию), избегать затяжного наступления (растягивание фаланги резко повышало ее уязвимость) и т. д. Фланги построения, уязвимые перед конницей, обычно старались опереть на естественные препятствия».
Под Куртрэ таких естественных препятствий было предостаточно. В тылу – глубокая река Лис, перед левым флангом – заболоченный ручей Гренинге, перед правым – ручей Гроте («большой»). Дополнительные линии обороны – монастырь и овраг. Те же рвы, которые фламандцы вырыли сами, они либо соединили с рекой, заполнив водой, либо замаскировали ветками и грязью. Позиция между замком и рекой была выбрана блестяще – хотя лишь у немногих командиров-дворян был боевой опыт. А вот их подчиненным опыта было не занимать. По свидетельству Максима Нечитайлова, во Фландрии «.
она сжимает глефу – похожее на нож копье. Внутри высокой арки темного кирпича, стилизованной под ворота, – громадные сцепленные шпоры. У подножия памятника – поверженные рыцари.
Численность французской армии покрыта мраком неизвестности – просто «много известных французских рыцарей и великое множество пехоты». Считается, что силы были примерно равны. Но у французов, помимо арбалетчиков-генуэзцев и легковооруженных пехотинцев из Испании, была конница. В середине XIX века полковник В. Зигман, сполна вкусивший ужасов конной атаки, писал: «
И хотя среди фламандцев слабонервных не было, даже они, по словам хрониста, «..
