потом, улыбаясь, добавил: — Ежегодно в этот день я благодарю всевышнего за туман, который послал он тогда на землю…
Сердце Веры Николаевны учащенно забилось. Теперь не осталось ни тени сомнения в том, что ползавший с флягами фольксштурмовец и доктор Каупт — одно и то же лицо. Собравшись с духом, она сказала:
— Вы заблуждаетесь, коллега. Не туман мне тогда помешал, помешало сердце убить ребенка…
Курт вздрогнул. Серые, расширенные от удивления глаза впились в собеседницу:
— Вы, вы… фрау Вера, были снайпером? Непостижимо! Непостижимо! — несколько раз повторил он, охватив голову руками.
На следующий день Каупт пришел на работу радостный и возбужденный. Поздоровавшись с сотрудниками, заскочил в кабинет, где работала Вера Николаевна, и без всякого вступления собщил:
— Я гроссфатер! Можешь меня поздравляйт, я дед. У дочки рождение сын!
— Позравляю, желаю еще не меньше двоих, — сказала Вера Николаевна, пожимая Курту руку.
— Фрау Вера, вчера мы всей семьей решили дать внуку русское имя. После того, что вы мне рассказали, уже никто не сомневался, что надо дать именно русское имя. Пожалуйста, фрау Вера, какое самый красивый имя?
Вера Николаевна на минуту задумалась, а потом сказала:
— Самое красивое имя Иван…
— Ха, Иван! Это же имя вся Россия… Вера Николаевна выпрямилась.
— Это имя моего мужа, не вернувшегося с войны…
С Курта как рукой сняло веселость. Он посерьезнел и вполголоса торжественно сказал:
— Спасибо, фрау Вера. Большой спасибо. Мой внук будет имя Иван.
Следы
Стрелковый полк, совершив многокилометровый марш по пыльным июльским дорогам, поздно ночью прибыл в назначенный пункт и рассредоточился в прифронтовом лесу. Бойцам разрешили отдыхать, а командир отправился на передний край для разведки района предстоящих боевых действий.
Лето было в разгаре, на полях стояли зрелые хлеба, их бы впору убирать, но грянуло великое бедствие, и косари, надев военную форму, ушли на фронт.
Тихий ветерок доносил в расположение полка запах хлебов и грозное дыхание фронта. Был слышен гул артиллерийских снарядов, а иногда — и татаканье пулеметных очередей. Ночное небо временами освещалось вспышками ракет, и тогда казалось, что фронт совсем рядом.
Бойцам пришлось отдыхать недолго. Как только на востоке первые лучи солнца высветили верхушки деревьев, над лесом закружил вражеский самолет-разведчик, прозванный солдатами «рамой». «Рама» то снижалась, то опять поднималась вверх, но зенитчики, чтобы не обнаружить себя, не стреляли. И хотя самолет улетел, опасность нападения не миновала. Вражеские самолеты с раннего утра и до позднего вечера висели над дорогами, подходящими к фронту.
После завтрака старшина сверхсрочной службы Захар Ковалик, выбрав свободную минуту, пристроился на старом, обросшем мхом пне, развернул свежую фронтовую газету. Ковалик был богатырского телосложения; спокойное, смуглое лицо и черный густой чуб делали его похожим на потомка запорожских казаков. Он и впрямь походил на них. Ковалик знал свою родословную до пятого колена и гордился этим. Даже смеялся над теми, кто не знал биографии своих ближайших предков.
— А отца родного хоть знаешь? — шутил он.
Старшина пробежал глазами газету и засунул ее в карман брюк.
— Что там новенького, товарищ старшина? — полюбопытствовал рядовой Саенко, сидевший на траве недалеко от него.
— Наши отошли на заранее подготовленные позиции, — хмуро ответил Ковалик.
— Сколько же можно отходить? Да и позиций для отхода зачем-то наготовили, — зло рассуждал сержант. — Тут надо собрать в кулак все дивизии, какие у нас есть, да трахнуть по немчуре так, чтобы искры из глаз посыпались, а сверху еще самолетами накрыть.
— Само-ле-тами! — передразнил старшина. — Тоже мне полководец отыскался! «Собрать бы все дивизии…» Вот пойдем на передовую — и докажи, что ты не хочешь отходить…
— И докажу. За мной не заржавеет.
— Вот и докажи. Ты докажешь, я докажу, третий, десятый… Фашисты и запляшут, Конечно, я согласен с тобой, что врагу надо показывать зубы, а не пятки, но пока…
Захар не договорил. К нему подошел посыльный:
— Товарищ старшина, вас вызывают в штаб. Срочно.
Ковалик поднялся, подтянул ремень на гимнастерке, поправил пилотку, спросил:
— Случайно не прослушал зачем?
Боец пожал плечами, ничего не ответил.
На следующий день утром Ковалик принял взвод разведки, тот самый, в котором прежде служил помощником командира.
Шли бои. Тяжелые бои. Ковалик с группой разведчиков уже не раз уходил на задание и каждый раз успешно; правда, в последней вылазке потерял двух разведчиков и сам был легко ранен, а так все складывалось нормально. Начальники его хвалили, награждали. Старшина любил свое опасное ремесло, не переставал напоминать ребятам, что разведчик, как и сапер, ошибается только один раз. А это означало, что надо быть всегда бдительным, предусмотрительным и в то же время смелым.
Перед уходом на очередное задание Ковалик узнал от своего дружка, работающего писарем в штабе, что он представлен к офицерскому званию. Это не было тайной для старшины: сам командир полка однажды сказал, что представляет его к званию лейтенанта. Но то были слова, а теперь ушли соответствующие бумаги. Сообщение вызвало у Ковалика радостное настроение, но оно тут же и погасло: он увидел медицинскую сестру Светлану, куда-то спешившую с санитарной сумкой в руках. Сестра напоминала ему жену, от которой он ни разу не получил весточки. Город, где она осталась, находится в руках немцев. Милая Галочка, что с тобой? Эвакуировалась или осталась в оккупации? И жива ли ты? Вспомнился день, когда началась война. Ковалик проводил свой отпуск на родине жены. В субботний день занялся покраской полов. Закончил поздно ночью. Рано утром, не надевая сапог, побежал к реке. Рось тихо плескалась между зелеными берегами. Захар искупался, а затем, пристроившись у куста ракиты, на отполированной водой коряге, закинул удочку, взглянул через плечо в сторону, где на траве оставил коробочку с наживой, и невольно заулыбался: там сидел кот Пират и внимательно следил за поплавком. Кот и прежде ходил с ним на рыбалку, но чтобы в такую рань… Сейчас позавтракаешь, подумал Захар и первую словленную плотвичку бросил коту. Не успел нанизать на крючок новую наживку, как прибежала запыхавшись Галя с бумажкой в руке:
— Захар, тебе телеграмма, срочно вызывают в часть… Не набедокурил ли там случайно?..
…К утру разведчики миновали передний край обороны немцев и оказались в молодом сосновом лесу, где после санитарной порубки на просеках лежали большие кучи веток. Под одну из них и забрались разведчики. Ковалик приказал товарищам отдыхать, а сам высунулся и начал изучать обстановку. Через минуту Костин захрапел, да так сильно, что даже ветки закачались. Захар толкнул ногою храпуна, тот враз замолчал. Недалеко от разведчиков, кружась в воздухе, застрекотали сороки. Старшина насторожился, стал приглядываться. «Белобоки тревожатся не зря», — подумал он, и тут же его подозрение подтвердилось: на полянке завтракала лиса разодранным зайцем. Закончив пиршество, она облизалась, подняла вверх голову, насмешливо взглянула на крикунов и степенно удалилась.
Шумно проводив рыжую, сороки опустились к остаткам ее стола.
Слух Захара едва улавливал отдаленный гул моторов. Приложив ухо к земле, он определил, что справа проходит дорога. Развернул карту. Так и есть: дорога соединяет районный городишко с областным центром. По данным разведки, в районе была немецкая комендатура. Захар искал на местности какие-либо
