«Детей аллах дает, - сказал. - Пусть живет твоя жена сколько надо».
Вот, Витя, какие у меня дела.
– Чем могу помочь? - спросил я.
– Да пока ничем. Разве только хорошим отношением к Любе, ей тяжело сейчас.
– Постараюсь. Деньги, наверное, нужны. Возьми у меня. Рублей двадцать сберег.
– Пока не надо. У нее немного есть, и у меня сотня, еще из тех, что на заводе получил. Главное сейчас - молчание. Никто не должен знать о несчастье Любы.
Я возразил:
– Зачем таиться? По-моему, лучше рассказать все Шешене. Ты ничего плохого не сделал. Мне кажется, полк даже поможет.
Степан пожал плечами:
– Поверят ли, что все именно так было?
– Шешеня поверит: ты кандидат партии.
Степан подумал и согласился:
– Ты, пожалуй, прав, надо рассказать.
На этом мы и порешили.
Ночью на стрельбище - как в морском порту. Застекленные домики пультов управления похожи на капитанские рубки кораблей: в них мигают разноцветные огоньки, шипят радиостанции, звенят телефоны. Как линкор с сигнальными огнями, возвышается центральная вышка. Оттуда несутся в ночь сигналы трубы. А на мишенном поле тоже огоньки - это всевозможные мишени. Иногда они движутся, словно катера и лодки в ночном море. Сегодня идет стрельба с ночными прицелами. Инфракрасная техника позволяет видеть во мраке как днем.
Я быстро выполняю упражнение из ручного противотанкового гранатомета. Получил две гранаты в инертном снаряжении. Они по форме и весу как боевые, только не разрываются. Стою в исходном положении. Командовать будет младший сержант Веточкин. Он следит за сигналом с пульта: оттуда должны подать знак о готовности мишенной обстановки.
– Вперед! - командует Юрий.
Я быстро шагаю во мрак.
Снова команда:
– К бою!
По условиям упражнения, через тридцать - сорок секунд пойдет мимо меня танк. Надо успеть вынуть гранаты из сумки и зарядить гранатомет. Все делаю автоматически - тренировался много раз. Решил стрелять с колена - так удобнее. В окуляре ночного прицела с инфракрасными лучами передо мной будто морское дно - все зеленовато-голубое. Ищу, где танк. Захватываю его уже на половине пути. Торопливо ловлю в перекрестие прицела и жму на спуск. Гранатомет оглушительно бахает, и огненное зарево вспыхивает у меня за спиной. Граната, описав плавную дугу, пролетает выше танка. Лихорадочно выхватываю из сумки вторую гранату, заряжаю, тщательно целюсь - и снова оглушительный грохот и пламя за спиной.
На этот раз граната угодила в цель. «Удочка», - с облегчением вздыхаю я.
Идем с Веточкиным назад, он задумчиво говорит:
– «Удовлетворительно». А разве это удовлетворительно? Если сразу танк не поразишь, он вряд ли позволит тебе сделать второй выстрел: или из пулемета снимет, или гусеницами раздавит. Вот тебе и удовлетворительно!
Я согласен: поражать нужно с первого выстрела.
– Ты не подумай, что я тебя ругаю: упражнение ты выполнил, просто советую на будущее. В бою отделению туго придется, если ты первой гранатой промажешь.
Мне понравился этот разговор с Юриком. Наш молоденький командир набирается мудрости, для беседы со мной подобрал соответствующий тон. Понимает, что мы с Кузнецовым поддерживаем его авторитет. Не понравился в ту ночь только я сам себе. Все понимаю: замысел Жигалова, необходимость помочь Веточкину. А отстрелялся на «удочку»!
…Майор Никитин проводил занятие в химическом городке: рассказывал о свойствах отравляющих веществ нервно-паралитического, общеядовитого, удушающего и психогенного действий противника. Шутил:
– Газы первой мировой войны - детские игрушки в сравнении с современными. Это оружие очень грозное. Вы знаете, что существует международный договор, который запрещает применение отравляющих веществ. Но как показала практика, агрессоры не считаются с договорами, даже ими подписанными. Фашисты не раз применяли отравляющие вещества против нас в годы минувшей войны. Поэтому нам нужна постоянная готовность в противохимической защите. И мы готовы!
Майор достал из футляра приборчик, похожий на масленку, из которой я смазывал мамину швейную машину.
– Такой шприц-тюбик, - продолжал майор, - будет в бою у каждого солдата и офицера. В случае поражения отравляющим веществом надо сделать укол в руку себе или товарищу, который отравлен и сам этот укол сделать не может. Противоядие шприц-тюбика нейтрализует действие отравляющих веществ. - Никитин положил чудодейственный тюбик на стол и напомнил: - Конечно, это уже крайняя мера, когда поражение произошло. Не допустить его вы можете индивидуальными средствами защиты, которые есть у каждого из вас: противогазы, защитные накидки, специальные чулки. Эффективность защиты зависит от быстроты применения индивидуальных средств. Вот мы сейчас и потренируемся!
Степан шепнул Дыхнилкину:
– Если еще раз придешь из увольнения пьяный, мы тебе влупим такой тюбик.
Дыхнилкин с опаской поглядел на Степана: он знал - у Кузнецова слово с делом не расходится.
– От такой шутки можно концы отдать, - предупредил Дыхнилкин.
– Вот и не шути с нами, - ответил Степан.
…Кузнецов познакомил меня с Любашей. В чисто подметенном туркменском дворике, в самом дальнем углу, стояла небольшая отдельная мазанка. Берды Кекилов поздоровался с нами во дворе и ушел. Очень тактичный человек, не хочет стеснять своим присутствием.
Любаша маленькая, хрупкая, совсем девочка. Лицо ее испорчено коричневыми пятнами. Глаза светлые. Раньше были, наверное, голубые, а теперь прозрачные - всю голубизну их Люба выплакала. Она встретила нас печальной улыбкой.
– Ну как ты здесь, кавказская пленница? - пошутил Степан.
– Отдыхаю…
– Вот и хорошо, это сейчас для тебя главное занятие. Познакомься, мой друг Виктор.
Я протянул руку и пожал тоненькие бледные пальцы Любы.
– Я вот о маме думаю, - проговорила она. - Переживает небось, вестей от меня нет. Написать бы надо.
– Напиши, - согласился Кузнецов, - расскажи ей правду. Скажи, находишься у хороших людей, все у тебя в порядке, пусть она не беспокоится. Как думаешь, Витя?
Плохой был я советчик, жизнь не сталкивала меня с затруднениями: все решали папа и мама.
– Конечно напишите. Мама, наверное, ночами не спит, - промямлил я, стараясь при этом выглядеть солидным.
Степан зыркнул на меня колким взглядом: «Эх ты, советчик! Девушку успокаивать надо, а ты - «ночами не спит»! Потом он выложил из свертка банки сгущенного молока, печенье.
– Может, тебе чего-то особенного хочется? Слыхал я, у женщин в таком положении какие-то особенные желания появляются.
Люба зарделась, опустила глаза.
– Ты говори, не стесняйся, мы с Витей все сделаем.
Любаша помолчала, потом подняла свои прозрачные глаза и тихо сказала:
– Мелу бы мне.
