землю.
— Ну, спасибо, — сказал кисельный, — большое галактическое спасибо, родные уже забыли, наверное, как я выгляжу.
— Это трудно забыть, — пробурчал Ведеркин.
— До свидания, — попрощался пришелец, — и еще раз спасибо.
— Не за что, — ответил Картуз, — это наша обязанность. Счастливого пути!
Ведеркин козырнул. Люк захлопнулся. Тарелка замигала разноцветными огнями, поднялась, накренилась и, резко взмыв, исчезла в темнеющем небе Подмосковья где-то в районе созвездия Волопаса.
Сыщики разошлись по домам.
Соседка Картуза, отставив лейку, еще долго смотрела на звезды.
— Летають, летають… А чего летають?
Глава пятая
Дело о бабакуде,
или Крылатые качели
Картуз сочувственно слушал заведующего лабораторией Сохранения ненужных зверей при Институте Ненормальных Явлений, прибывшего к прославленному сыщику с первой электричкой.
— Бабакуда пропала, — гундосил завлаб, — сгинула на погибель моей диссертации.
— Опишите подоз… тьфу, пропавшую поподробнее.
— Такая кутасивая, с нюнзиком.
— По буквам, пожалуйста.
— Ню-нзи-ком.
— А еще приметы у нее имеются?
— Приметы, приметы, — задумчиво протянуло светило. — Да! Есть! Синдром закачивания имеется, открытый Синяковым.
— Поподробнее, мы должны знать все.
Оказалось, что бабакуда — отечественное дальневосточное млекопитающее средней комплекции, довольно лохматое, но симпатичное. Похожее на смесь слона собаки и кенгуру. Хотя в науке признано ближайшим родственником домовой мыши. Любит две вещи — сыр и качели. Вид качелей вызывает неодолимое желание качаться. На качелях впадает в глубокий сон и падает обычно после десятого качка. Спит до весны. Весной просыпается и снова ищет качели. Называется все это синдромом Синякова. Под большим секретом завлаб сказал, что Синяков это он и есть, а пропавшая бабакуда — единственный зарегистрированный экземпляр.
В папке, лежавшей перед Картузом, были две фотографии убегшей — в профиль и фас.
— Так себе нюнзик, — сказал Ведеркин из-за плеча шефа.
— Бабакуда как бабакуда, — пожал плечами инспектор.
— Бабакуда обыкновенная, ручная, — прочитал Ведеркин, — найдена при таинственных обстоятельствах группой геологов на Камчатке. Геологи сделали качели для отсеивания молибдена от курчатовия. Животное пришло на скрип, взобралось на качели и на десятом махе свалилось рядом в глубоком сне, в котором и пребывало до прибытия в Институт Ненормальных Явлений. С удовольствием ест сыр. Где живет и чем питается в природе, неизвестно.
— Будем брать на качели. Шарман, Ведеркин?
— А как жесь, Иван Иванович!
Ведеркин взял лупу, Картуз фотоаппарат и сыщики отправились на место происшествия.
У дверей белокафельного института их встретил местами поседевший от горя Синяков.
Завлаб привел их к невысокому зданию в стиле Мозговитости и Просвещенности. Перед входом стояла статуя Менделеева, открывающего свою таблицу.
Они прошли мимо доски, на которой значилось Институт НЕЯВКИ. Последние две буквы были намалеваны штатным юмористом.
Группа миновала светлый вестибюль и двинулась гулкими тусклыми коридорами. Иногда по ходу на стенах попадались схемы невыполнимых, но оригинальных проектов Вечного Двигателя, Шапок-невидимок и видимок.
— А что, у вас тут и шапки делают? — спросил Картуз.
— Нет. Просто одно время здесь работали два Димки в лаборатории Непризнанных гениев — англичанин Неви и француз Ви, так это их шапки.
— Ага, — глубокомысленно изрек инспектор.
Они свернули за угол, обошли скульптуру Дедала в разрезе, объясняющую принцип использования крылатого двигателя в Древней Греции, миновали группу нобелевских лауреатов, забивающих козла.
— Ну вот и прибыли, — остановился Синяков перед белыми дверями, потрепанными учеными буднями.
— Рыба, — гаркнул сзади лауреат по физике.
Дверь закрылась.
Стены лаборатории были увешаны фотографиями Синякова рядом с выдающимися людьми, даже с Архимедом. Где раздобыл изыскательный завлаб Архимеда, никто не знал.
Расследование отпечатков было нетрудным. Наследил исчезнувший изрядно. Цепочка следов тянулась по клетке, спускалась на пол, пересекала спектроскоп, проходила по спящему лаборанту, поднималась на потолок и исчезала в вентиляционном отверстии.
— Э-э, — прокричал Ведеркин в шахту.
— У-у, — донеслось оттуда.
— Труба загибается по небольшим углом влево, на 40 градусов, — сказал умный Ведеркин.
Крошки сыра и следы на халате спящего показали, что бабакуда съела завтрак лаборанта и вытерла об него лапы.
— А почему он спит? — спросил Картуз, рассматривая помощника светила через увеличительное стекло.
— Экзамен вчера сдал, — ответил Синяков, отечески глядя на студента.
При слове «экзамен» спящий застонал.
— Ну и как? — спросил инспектор.
— Порядок.
После похода в Институт Ненормальных Явлений сведений прибавилось мало.
На прощание Синяков сказал, что бабакуда с нюнзиком днем скорее всего будет отсиживаться в укромности и сокрытости, а на большую дорогу выйдет ночью. Об опасности и хищности ее никто ничего не упоминал.
До вечера Ведеркин, заведывавший художественно-просветительной работой в Кисляевском отделении ВАГОНа, отпечатал объявления с фотографиями. В них значилось:
Разыскивается гражданка Бабакуда (с нюнзиком).
Приметы: похожа на кенгуру, собаку и слона одновременно.
Особые приметы: при скрипе качелей впадает в спячку.
Просьба: без нюнзика не приводить.
Отметив границы микрорайона, где предположительно скрывался убегший, ВАГОНовцы принялись за дело.
Сгущались фиолетовые сумерки, дома загорались топазовыми окнами, слагающимися в причудливые узоры.
