Сергей торопливо сказал:
— Ничего страшного. Пусть себе спит.
— Ага, плюнь, — как-то слишком быстро поддержал его Гришка.
Лена насупилась. Такое единодушие показалось ей странноватым. Ладно бы, один Сергей, он вообще слизняк, но Лапшин… Это уже перебор!
Перехватив негодующий Ленкин взгляд, Карандаш сказал:
— Они правы. Если бы ты видела портрет Светы, написанный Ильиным, ты бы не сомневалась — более чистую душу трудно найти.
— Вот еще! — разозлилась Ленка. — Чище, грязнее — глупости это все!
Но старый учитель все смотрел на нее — строго и как-то… грустно. И Ленка сдалась.
— Ну, и где этот ваш знаменитый портрет? — делано-небрежно спросила она.
Старый художник кивком указал на картину Сергея, и Лена с самым безразличным выражением на лице направилась к его мольберту. Дина, подумав, пошла следом — она тоже еще не видела портрета Светланы.
Карандаш и мальчишки переглянулись. Гришка с любопытством ожидал возвращения Парамоновой.
Но первой вернулась Дина. Посмотрела на Сергея и со вздохом сказала:
— Какая же Света красивая!
Голос ее дрогнул, и Сергей торопливо заметил:
— Не красивее тебя!
— Правда?
Сергей кивнул, и Дина просияла. А Гришка подумал, что Зимина все-таки дурочка — мишура для нее важнее сути. Впрочем, она добрая в отличие от Ленки. Прогонять отсюда Свету Лукьяненко Дине и в голову бы не пришло.
Лена вернулась не скоро. Минут через пять, не раньше. Лицо ее казалось каким-то странным. Она ткнула в Сергея пальцем и громко заявила:
— Слушай, зря ты это сделал!
И уселась рядом с Диной. Больше против присутствия в мастерской Лукьяненко она не возражала.
Карандаш внимательно осмотрел всю четверку. Указал Гришке, топтавшемуся у стола, на ближайший стул и сказал:
— Ну что ж, не будем терять времени. Рассказывайте, с чем пришли.
Сергей резко помрачнел и попросил Гришку:
— Слушай, давай ты. Мне тошно об этом даже вспоминать, не то что говорить!
Гришка проворчал:
— Ну конечно, пусть в дурдом отправят меня! Я на этом много не потеряю, так?
Лена фыркнула. Дина поморщилась:
— Р-ребята, ну какие тут могут быть шутки?
Гришка демонстративно отвернулся. Сергей тяжело вздохнул. Лена вдруг обнаружила занозу в большом пальце правой руки и срочно ею занялась. Дина вспыхнула от негодования и заявила:
— Л-ладно, я начну! А т-ты, Сережа, если я что-то перепутаю, меня поправишь. Хор-рошо?
Поправлять Дину Сергею не пришлось. В ее изложении вся его история прозвучала на удивление ясно и законченно.
Карандашу Динин рассказ явно не понравился. Он долго рассматривал упорно молчавших ребят. Потом взял со стола холст и уставился уже на него. Сдвинул мохнатые седые брови и задумался.
Любопытная Лена не выдержала первый:
— Ну что, Иван Петрович? Вы ведь нечто подобное и ожидали, да?
— Как вам сказать, — прокряхтел он. — Мне больше хотелось надеяться, что я ошибся…
— В чем? — Ленка облокотилась о стол. Уложила подбородок на скрещенные кисти рук и таинственным шепотом заявила: — Признайтесь, вы ведь что-то о Сережкиной мачехе уже знаете? Иначе откуда эти вопросики, а?
Гришка украдкой показал ей кулак. Парамонова пренебрежительно хмыкнула. Дина и Сергей молчали. Они ждали, что же скажет учитель.
Сергей помалкивал и по другой причине. Он единственный видел: Светлана проснулась. Проснулась она уже давно, едва только они начали разговор. Еще до рассказа Дины.
Обратить на это внимание друзей Сергей не решился. Он чувствовал себя виноватым перед девочкой. И не хотел для нее новых неприятностей. Кто знает, как отреагирует на ее пробуждение Ленка, с ее извечной вспыльчивостью? Запросто поднимет скандал и потребует, чтобы Светлана ушла. А Лапшин? Он в любую секунду может поддержать Парамонову. Эта парочка всегда так. Вечно ссорятся, но… Слишком уж они похожи друг на друга!
Сергей мрачно усмехнулся: «Лучше им пока не знать, что Лукьяненко проснулась. На всякий случай». К тому же ему вдруг показалось: Светлана может им пригодиться. В чем? Когда? Непонятно! Абсолютно нерациональное чувство!
Карандаш положил портрет Эльвиры на стол и неохотно сказал:
— Ну хорошо. Рискну. Только учтите: все это пока что из области догадок. Может, я ошибаюсь…
Друзья переглянулись и с жадным любопытством уставились на учителя. Карандаш, немного помолчав, начал:
— Два года тому назад я был в Германии. Младший сын с семьей уже лет семнадцать там живет. Вот я периодически и наведываюсь. Когда по внукам соскучусь. Телевизор, как вы знаете, я не люблю. Времени на него жалко. Все эти бесконечные сериалы только отупляют. И к «ящику» излишне привязывают, я это по жене вижу. А вот новости не пропускаю… — Он помолчал минуту и грустно усмехнулся: — И вот, в гостях у сына, как-то раз я наткнулся на передачу о банде сектантов, разгромленной полицией. Они черной магией баловались. И ладно бы — теоретически! Ну, пусть бы они просто заклинания разучивали бы, травы курили, змей ели…
Дина побледнела. Ленка брезгливо скривилась. Гришка демонстративно облизнулся, будто всю жизнь только и мечтал о змеином мясе.
Карандаш поднял руку, требуя внимания, и строго сказал:
— Это бы еще мелочи…
— Ничего себе — мелочи! — хихикнула Лена.
— Мелочи, — сурово повторил Карандаш. — Но эти подонки людей убивали! Большей частью детей. Кровь пили, ритуал у них такой, видите ли. На их совести почти триста человеческих жизней!
Он окинул взглядом потрясенные лица семиклассников и угрюмо продолжил:
— Большинство жертвоприношений приходилось на христианские праздники. На Рождество Христово, например, или на Пасху. Этим сектанты как бы перечеркивали все, сделанное Христом, и поддерживали в людях злое начало.
Лена открыла было рот, но вопрос задать не успела — Гришка пребольно ткнул ее локтем в бок.
Карандаш закончил:
— Вот их и взяли. Практически всех. С поличным. Во время проведения очередного обряда. Да еще и часть этого ритуала на видеокамеру сняли. Кто-то из полиции в банду внедрился и расстарался. А вот вожака упустили. Молодую женщину. Она как сквозь землю провалилась! На пленке она есть, все входы и выходы из пещеры полицией были перекрыты, а найти ее так и не сумели. — Карандаш горестно усмехнулся: — Главное, никто из секты не смог толком сказать — кто она такая. Все искренне верили: она — выходец
— И что? — Первой прервала затянувшееся молчание нетерпеливая Ленка. — При чем тут Сережкина мачеха?
— Понимаешь, деточка, — глухо сказал Карандаш, — я ведь художник. И память на лица у меня особенная… — Он прямо посмотрел в лицо побледневшему вдруг Сергею. — Фотографию женщины, возглавлявшую секту в Германии, несколько раз по телевидению показывали. Крупным планом. Она же в розыске. Глаза у нее… такие и захочешь — не забудешь!
