А оставалось настак мало!И так далек былпуть домой!А жить хотелось,Боже мой!..Тогда еще жила ты,мама.
2
Когда Инкерманские каменоломнидымилисьи море, как небо,а небо, как морегорело;когда от снарядов и бомбоблысели высотыи воду в полкидаже ночьюс трудом доставляли, —мы пили компот,нам давали в пайкепапиросы;мы в баню ходилии спали всю ночьна матрацах.И мне было стыдноне жить —притворяться спокойным;и было мне страшноне спать,а в тепле просыпаться.И было мне душно,и жарко, и тесно —с компотомждать, ждатьэто слово желанное, жесткое:«Нынче!»И первая группа —минеры с радистом Володей,почтовые голуби,голуби — наши связные,и сам капитан-лейтенантвышли ночью на шлюпках.А немцы их ждали.Но кто виноват —я не знаю.Я ранен был.Я был убит под Одессой.(Из горьких известий,печалей,обиди наветовя мог бы построить корабль,чтоб он утонул в океане.)Но не было горшесеми человеческих криков:«Сюда не высаживаться,мы все убиты,Володя!..»И голуби тоже —они-то причем? —не вернулись.Они расплатилиськрылатыепросто за верность.Так что ж они, глупые,снова зимой улетелипогреться в Испаниюили в Трансвааль.Оставались быдома,со мною…
1976
Херсонес
Когда узлом завяжется бедаи ночи дням свои предъявят счеты,отвергнув черепашьи поезда.Я снова предпочту им самолеты.И мягко ляжет под крыло апрель.И властно вспыхнет море из тумана.Ужели в мире нет других земель,и нет камней без камня Инкермана?И нет Венеций или Ла-Валеттбез Графской, Сапуна и Телефонки,*и Лувра нет, и Акрополя нет —и лишь на нем одном заклинил светв последний день последней похоронки?
