построенный. И мудрые люди сказали, что грядет беда, и такая беда, какой прежде не бывало.
И случилась — пришли завоеватели, которые опустошили страну, разрушили храмы, убивали мужчин, а женщин и детей обращали в рабство и продавали на рынках, словно скот. Они поклонялись иному богу, и хотели, чтобы айки изменили свою веру.
— А айки не захотели! — воскликнула Аник.
— Да, — сказала княгиня, — айки не захотели отрекаться от своей веры, они боролись, и многие погибали. Но… — тут голос княгини дрогнул, как будто ей было больно и трудно говорить. — Но наши предки выбрали иной путь. Они не стали бороться, они бежали. Был такой человек, некоторые называли его святым, а другие, наоборот, злодеем и искусителем. Потому что он будто бы соблазнил айков — не всех, но часть их, — прекрасной землей, где нет врагов, и где никто не будет мешать им верить в Бога по-своему. И он сделал так, что те, кто соблазнились его речами, со своими семьями, и с пожитками, и со скотом пришли сюда, на эту землю.
— А йети? — спросила Аник, — они тоже хотели сюда? Тоже хотели верить в бога по-своему?
— Не думаю, что йети верят в бога, — покачала головой княгиня, — йети — просто дикие люди, тихие и безобидные, они питаются молодыми побегами растений, плодами и ягодами; наши враги были их врагами тоже, они устраивали охоту на йети, как на зверей, и сажали их в клетки. Тот святой человек пожалел их и взял вместе с айками несколько семей…
— А как его звали, этого святого?
— Не знаю, — вздохнула княгиня. — Но слушай же дальше. Попав сюда, люди сначала подумали, что они в раю. Здесь не было людей — тогда не было ни народа Хильды, ни жителей равнин, ни даже бахри. Здесь были плодородные равнины и богатые дичью леса, и чистые спокойные реки. Но в лесах затаились каптары, а в реках и лужах водились ночные тени.
— О! — удивленно воскликнула Аник, — а кто это?
— Каптары — это такие твари, похожие сразу и на собак, и на людей, но настоящих людей они ненавидят и готовы убивать из любви к убийству, а не потому, что голодны. А ночные тени — это проклятие Межгорья, ночная нечисть. Она убивает страхом, и выпивает душу и жизненную силу. Обычный человек ее не видит и не чувствует, до тех пор, пока она не нападет, но после этого человеку уже нет спасения. Говорят, что народ, который теперь обитает на равнине, научился как-то с нею бороться, но наши предки с ней бороться не умели, и очень многие погибли. И тогда они покинули равнины и ушли в горы.
Наши предки стали строить крепости для защиты от врагов — здесь не было других людей, кроме нас, но каптары заходили в эти земли, вернее, проходили через них, когда переселялись из-за перевалов Граничных гор на равнину. Они и сейчас переселяются, каждое поколение встречается с ними. Раз в несколько десятилетий каптары приходят из-за гор, и айки должны защищаться. Это трудно, но некоторые говорят, что мы расплачиваемся за трусость наших предков — они оставили родину на произвол врагов.
Первыми были отстроены крепости в тех местах, где проходили дороги каптаров — наша крепость, Красная, и крепость Серых Скал, и еще крепость Твердыня. Правителем Твердыни стал Автан, он был царского рода на той, старой нашей земле, и потому народ признал его главенство. Он назвал себя царем этой земли, и сделал князьями своих друзей и приближенных. Это было тяжелое время для нашего народа, потому что нужно было строить множество крепостей, и заботиться о пропитании, а земля здесь не такая плодородная, как на нашей родине, и зимы здесь куда суровее, и лето короче; к тому же молодые мужчины были заняты охраной страны от каптаров. Но здесь не было ночных теней, а враг видимый предпочтительней невидимого, с ним можно бороться и его можно убить.
— Но ты говорила, что жители равнин как-то с ними борются? — спросила Аник.
Княгиня отвечала, помолчав некоторое время, и, как показалось Аник, нехотя:
— Да, у них есть такие люди, которые могут видеть невидимое. Кто говорит — ведьмы и колдуны, кто называет их волшебниками. Они многое могут, в том числе и уничтожать нечисть. У народа шаваб, говорят, тоже есть такие.
— А на равнинах разве живут шаваб?
— Нет, конечно, — княгиня покачала головой. Шаваб пришли в наши горы гораздо раньше, чем народ Межгорья. Они попросили защиты у наших князей, потому что их одолевали каптары, и царь Вардан позволил им поселиться на нашей земле, ведь они были с нами одной веры.
— А откуда они пришли?
— Вах! — воскликнула вместо ответа княгиня, — что это?
Аник, заслушавшись, забыла про свое вязанье, расшалившийся котенок загнал клубок шерсти прямо в огонь, шерсть начала тлеть и завоняло паленым.
— Ты задаешь слишком много вопросов, — сказала княгиня, — и мои рассказы отвлекают тебя. Придется все распускать, мыть шерсть и начинать вязать сначала.
Аник посмотрела на почти уже готовый чулок и сокрушенно вздохнула. Рассказы матери были ничуть не хуже сказок старой Хильды, а теперь мать не скоро согласится что-нибудь рассказать.
Вода в котле, подвешенном над очагом, закипела, и из кладовой прибежала Прудис готовить завтрак. Она одной рукой бросала в котел горсти дробленой пшеницы, доставая ее из подвешенного на шею мешочка, в другой руке Прудис держала большую деревянную ложку, которой размешивала варево.
— Давай я тебе помогу, — предложила Аник, но княгиня запретила:
— Займись своим вязаньем. Я не разрешу тебе есть, пока чулок не будет распущен, а пряжа не перемотана.
В кухню заглянул старый Кена, привратник, и сообщил, что возвращается князь, обоз уже виден из привратницкой башенки.
Каждый год по окончании осенних работ, в Красной крепости, как и в других крепостях, снаряжали обоз с ежегодным налогом королю, и отправляли в столицу горной страны — крепость Твердыню. Люди в здешних местах жили плодами рук своих, и почти ничем не торговали, поэтому налог князь уплачивал натурой — шерстью, медом горных пчел, твердыми сырами из овечьего молока, которые могут храниться сколько угодно долго и не портиться, шкурами пушного зверя, водившегося в окрестных горах в изобилии, коврами ручной работы.
В этом году с обозом отправился сам князь Варгиз, пожелавший лично разобраться со сборщиками налогов — с прошлого года за князем числилась недоимка, с которой он не был согласен.
Княгиня поспешила на крепостную стену, строго воспретив Аник следовать за ней. Аник огорчилась до слез. Она очень любила наблюдать за приближающимися к крепости по извилистой дороге путниками: вначале лошади и повозки кажутся маленькими, похожими на игрушки, какие вырезАл для Аник из дерева старый Кена, а людей и вовсе трудно различить. С каждым поворотом путники увеличиваются в размерах, и видны уже колеса повозок, и ноги лошадей, и можно отличить мужчину от женщины, потом дорога уводит путников от глаз наблюдателей, свернув под скалу, на которой стоит крепость, зато становится слышен скрип колес, и топот копыт, и разговор, и, наконец, путники появляются у ворот крепости.
Со двора донесся говор. Прудис выскочила на шум. Аник прислушалась. Княгиня посылала людей навстречу князю. Ну, да, догадалась Аник, дорогу ведь занесло снегом, ее нужно расчистить. Аник смахнула согнутым пальцем слезинку со щеки. Противный котенок! Сейчас бы она вместе со всеми разгребала бы снег, а это весело — даже взрослые шалят и бросают друг в друга снегом, или борются в сугробах, и тот, кто победит, натирает побежденному щеки снегом или засовывает сосульку за шиворот.
— Мой цветочек плачет? — раздался голос старой Хильды.
— Ты не спишь? — удивилась Аник, — и как ты узнала, что я плачу? Я ведь не всхлипывала, а ты ведь ничего не видишь!
— Глаза старухи слепы, но сердце зрячее, — улыбнулась Хильда беззубым ртом, — не горюй, мой цветочек, давай я тебе помогу. Ты распускай вязанье, а я буду сматывать клубок — на это я еще сгожусь. И расскажу тебе, откуда взялись люди моего народа в ваших горах.
Аник подсела ближе к Хильде и послушно взялась за работу.
— Давным-давно, не в нашей земле, а в прекрасной горной стране жили-были люди…
Но в это утро Аник так и не удалось услышать историю народа шаваб. Прибежала со двора Прудис
