Она даже не сбежала — скатилась с лестницы и бросилась в свою комнату. Год назад вышитое ею знамя, так и не обшитое каймой, валялось в углу — пяльцы давно сгорели в той же жаровне, что и кровать, и станы ковровщиц. Аник схватила знамя и побежала с ним на Сигнальную башню. Гив рубил мечом — топор искать было некогда — кухонный стол.
— Сейчас, дочь князя, сейчас зажжем.
— На, прикрепи к шесту, — протянула Аник Гиву белое полотнище с алым орлом. — У Красной крепости тоже есть знамя.
На ветру полотнище затрепетало — орел, казалось, летит над башней в лучах заходящего солнца. Громкий радостный крик огласил окрестные горы — небольшая группа всадников отделилась от основного отряда и направилась к крепости.
— Ва, нас увидели! — крикнула Аник, — можешь не жечь эти несчастные дрова!
Всадники добрались до крепости, когда наступила уже глубокая ночь. Где-то на середине дороги они остановились ненадолго, чтобы высечь огонь и засветить факелы. В темноте их кавалькада казалась длинной блестящей змеей, ползущей по склону горы — блестящие кольчуги воинов, кольчужные попоны лошадей, освещенные пляшущим пламенем, сверкали, как змеиная чешуя. Джоджо поднялся на сигнальную башню, откуда Аник следила за приближением войска.
— Дочь князя, тебе надо было бы встретить их в большом зале.
Аник удивилась.
— Так положено, — настаивал Джоджо, — ведь они приходят, когда крепость уже освобождена. Мы сами прогнали каптаров, значит, они — не освободители наши, а просто гости. Прикажи накрыть стол, дочь князя, и встреть их, как полагается.
— Джоджо, ну кому за дело до соблюдения правил — сейчас? — сказала Аник, не в силах оторвать глаз от блистательного зрелища. — И как мы накроем стол, если у нас и на себя еды не хватает?
— Так надо, — упрямо сказал Джоджо. — Когда князь оправится от ран, он скажет, что ты все сделала правильно — уж поверь, дочь князя! — Джоджо ухмыльнулся.
Аник спустилась во двор крепости. В темноте не было видно следов утреннего побоища, по краям двора и в тех местах, где плиты были вывернуты из земли, горели костры — кто-то уже успел натаскать хвороста со склонов. Аник вошла в большой зал дома. Там кипела работа — женщины расстилали на свежевымытом и еще влажном полу ковры, покрывали их скатертями, расставляли серебряные блюда и кубки. Здесь командовала Нина.
— Нина, ты здесь? А кто с князем?
— Князь спит, и я послала туда двух старух, если что-то случится, одна из них придет нам сообщить. Не волнуйся, дочь князя, и пойди переоденься, — сказала она, подходя к Аник. — И я не знаю — ты будешь сидеть на месте князя, рядом с тобой нужно посадить еще двух женщин, кого?
— Нина, зачем все это? Неужели после того, как мы прогнали каптаров, эти условности имеют хоть какое-то значение?
— Это не условности, дочь князя, это обычаи, и не нам их нарушать. Так кого ты хочешь видеть рядом с собой?
— Тебя и Уту, — сказала Аник, поняв, что тут ничего не поделаешь.
— Дочь князя, но она же — шаваб! — возмущенно воскликнула — почти даже взвизгнула Нина. — Ей вообще не место за княжеским столом, ей, и никому из ее племени. Такого никогда не было…
— А Хильда? — невинным голосом осведомилась Аник.
— Ну, Хильда была замужем за сыном князя…
— А свадьба Прудис — все шаваб сидели за столами, ты разве не помнишь?
— Так то на свадьбе, — не сдавалась Нина, — то — совсем другое дело. Они были гости.
— Нина, а сейчас они такие же, как и мы, — сказала Аник, — они голодали, как мы, и сражались рядом с нами, и победили вместе с нами. А Ута сегодня спасла моего отца, и за одно это мы все в долгу у нее, и место рядом со мной — это такая мелочь по сравнению со всем, что она для меня сделала. Пошли кого-нибудь за ней, и пусть она придет в мою комнату, ей тоже надо будет переодеться. И не спорь со мной! — добавила она, видя, что Нина открыла уже рот, чтобы возразить. — Или я прикажу все это прекратить, и встречу воинов короля у ворот, в этом платье, и не будет никакого застолья — как и не надо, по моему мнению. Что мы будем есть завтра, Нина, ты подумала?
— Вэ, дочь князя, мне самой страшно. Но что поделаешь!
— Тогда быстро пришли ко мне Уту, и не спорь больше!
«Что с ней случилось? — думала Аник, стаскивая рваное, заскорузлое от грязи и крови платье и разглядывая при свете лучины свой небогатый гардероб, — она всегда была такая мудрая, такая добрая…»
Аник и сама по-прежнему недолюбливала шаваб, но ведь нечестно было бы лишать их участия в празднике.
— Что случилось, Аник? — спросила, входя в комнату, Ута. — Я только заснула, как примчалась Арвик, разбудила меня и велела немедленно идти к тебе.
— Ва, все уже мал*, - не отвечая на вопрос подруги, пробурчала Аник. Она попыталась влезть в прошлогоднее платье, но платье лопнуло на боку — и было к тому же слишком коротким. — Что делать?
— Аник! — напомнила о себе Ута.
— Они придумали! — зло сказала Аник, — они говорят, что надо встречать воинов короля, как гостей, а не как освободителей, вэ! Пир будет, праздник будет — ты не знаешь, зачем?
— Нет, — сказала Ута, — а почему ты разрешаешь? Ты можешь запретить им.
— Им запретишь, в один голос мне твердят: «Надо, надо!..» Пожалуй, я достану платья Тамил — у нее одно черное было…. И кстати тебе тоже что-нибудь подберем, у нее было много платьев…
— Аник, но кто эти «они»? И что ты хочешь от меня?
— Джоджо с Ниной.
Сундук, в котором хранились вещи Тамил, сжечь не успели — он был окован железными полосами, сдирать которые было тяжело и долго. Аник откинула крышку и вывалила содержимое сундука на пол.
— Вот, — сказала она, доставая два платья, черное и белое. — Тебе, я думаю, подойдет, а мне надо будет заколоть у пояса. Давай, быстро, переодевайся! — закричала она, видя, что Ута по-прежнему стоит посреди комнаты. Сигнальный колокол трезвонил во всю мочь. — Слышишь, колокол! Они въезжают в ворота, у нас мало времени.
Аник натянула на себя черное платье своей старшей сестры. Платье было ей велико, но она подпоясалась серебряным поясом и заложила несколько складок на талии.
— Сойдет? — спросила она подругу.
— Да, хорошо, — кивнула Ута. — Ты в нем такая взрослая!
— Теперь одевайся ты.
Ута, по прежнему не очень понимая, что к чему, сняла свой шавабский наряд и надела белое платье. Оно было длинновато, и Ута подобрала юбку.
— Вах, как хорошо! — восхитилась Аник, — ты просто красавица, как тебе идет белое! Пошли, быстро. Мы должны встретить их в большом зале. Ты будешь сидеть рядом со мной на пиру. Пир, понимаешь ли, а завтра с голоду помрем!
В большом зале у стен уже столпились все женщины, кто только мог стоять на ногах, и не был занят на кухне. Женщины жались у стен в ожидании Аник. Нина сделала несколько шагов навстречу дочери князя.
— Они уже спешились, — сказала она и добавила с досадой: — Позор, но нам нечем накормить их лошадей… Говори с ними высоким слогом, дочь князя, даже если они будут обращаться к тебе по- простому.
— Да знаю я!.. — отмахнулась Аник и заспешила навстречу гостям, входившим в этот момент в
