Верховный князь айков принимает вас в своем доме. Конечно, и прием, и пир предназначены не для того, чтобы порадовать вас и потешить ваше тщеславие. В дом Гориса съехались многие родовитые и уважаемые люди Айкастана. Можно сказать, цвет страны!
Мать Проклея обвела ряды своих воспитанниц суровым взглядом из-под седых бровей. От этого взгляда у девочек начинало чесаться между лопатками и хотелось куда-то спрятаться.
— Вы все знаете, в честь какого события устроены этот прием и этот пир. Айкастан празднует свое освобождение от каптаров. С Божьей помощью наш народ прогнал каптаров в очередной раз. С Божьей помощью и с помощью короля Межгорья, Марка. Король Марк и его витязи тоже будут на приеме. Вы должны помнить — они чужеземцы, и не знают наших обычаев. Тем более должны помнить об этих обычаях вы.
Мать Проклея откашлялась, с сомнением посмотрела на девушек и продолжила:
— Напоминаю: для тех, кто может быть, все позабыл. У скромной девицы глаза должны быть опущены долу, на мужчин она не глазеет. Не глазеет и по сторонам. И разговор первой не начинает, ни с мужчинами, ни с женщинами старше нее. И спину держит прямо — Русудан, это к тебе особо относится! — Толстая Русудан вздрогнула и постаралась стать поровнее. — Старайтесь говорить высоким слогом. Если не получается, старайтесь говорить коротко. Только отвечать на вопросы! И никаких простонародных словечек, всех этих «Ва», «Вах», «Вэ»! Помните о своем достоинстве. И на пиру много не есть, — добавила мать Проклея, в упор глядя на Русудан. — Благовоспитанная девица не должна быть жадной обжорой. Все, дочери мои. Сейчас вас отведут…
— Матушка, можно спросить! — подняла ладошку бойкая Кето. — А если будут танцы, не наши, не горские, а танцы жителей равнин? И если кто-то нас пригласит, соглашаться можно?
Мать Проклея подняла седые брови. Ее удивление было понятно Аник — Кето вряд ли сравнялось тринадцать, другие в ее возрасте играют в куклы, и не думают еще о танцах с чужеземными витязями.
— А вы разве умеете танцевать равнинные танцы? — спросила мать Проклея. Девушки загомонили, кто-то признался, что да, умеет.
— Ну, если умеете, то можно, — дала разрешение мать Проклея. — Но если не умеете, а только думаете, что умеете — то нельзя. Не хватает еще опозориться перед всем честным народом!
Аник знала, что танцы равнинного народа похожи на танцы шаваб. Так танцевать она не умела — и не хотела уметь. Нет уж, спасибо!
— И еще одно, — сказала мать Проклея. — Для ваших служанок. Все, что я говорила для вас, относится и к ним. Спины держать прямо, глаза держать опущенными. Не болтать, ни друг с другом, ни с хозяйками. Ни — Боже упаси! — с гостями. Даже если к вам обратятся.
«Все, — думала Аник, вышагивая в паре с щуплой низенькой Миной. — Я не смогу поговорить с Балком, и Ута тоже. Придется ей возвращаться в Красную крепость».
Аник переживала за подругу, хотела, чтобы желание ее исполнилось, но немножко, самую малость, радовалась тому, что они не расстанутся, вернее, расстанутся ненадолго. В начале лета Аник и сама отправится домой, и больше в обитель не вернется.
«Только и радости, что испорченное платье!» — подумала Аник, и устыдилась этих мыслей. Все-таки она узнала в обители много нового, все-таки побывала в Твердыне, и все-таки она, Аник, увидит короля. Пусть даже Аник больше не верит в предсказание, увидеть короля — это великая удача.
Прием разочаровал Аник.
Их привели в зал, велели остановиться у стенки, самой дальней от возвышения, на котором стояли кресла верховного князя и его семьи. Девушек плотно окружили белицы. Обширный зал был заполнен народом, и малорослая Аник почти ничего не видела, кроме спин гостей. Ну, и пустое пока возвышение в конце зала.
Потом на помосте появились джигиты в белых бешметах, нукеры верховного князя, выбранные в почетные стражи. Они встали попарно в четырех концах возвышения, все одного роста, у каждого — рука на рукояти кинжала, даже ножны кинжалов, насколько могла разглядеть Аник с такого расстояния, были одинаковые.
Потом на помост вышли зурначи и трижды проиграли короткую мелодию. Это был знак к скорому появлению верховного князя, и гомон в зале утих.
Вышел седобородый сутулый князь Горис — Аник никогда прежде не видела его, но догадалась, что это он, потому что шел он об руку с пухленькой княгиней Джаной, а княгиня Джана в обитель приезжала довольно часто.
Вслед за ними вышел наследник верховного князя, тоже Горис, сутулый, как отец, но бороду его пока седина не тронула. Он был без жены — Аник вспомнила, что ходили слухи о затяжной болезни княгини Сусанны. Полный безбородый молодой человек — должно быть, второй сын князя Гориса, Давид. Княжна Астмик. Католикос Варпет, слишком молодой для такого сана. Мать Проклея. Все расселись в кресла. Аник разочарованно вздохнула. Король на помосте не появился. Может быть, рана помешала ему принять участие в приеме, но на пиру он все-таки будет? Или он, как другие гости, стоит в толпе, внизу помоста?
Да нет, не может быть!
И на помосте осталось два незанятых кресла. Даже если одно — для княгини Сусанны, то для кого второе? Младшие дочери верховного князя замужем, если они и приехали, то их место не на помосте, а рядом с их мужьями. Внук верховного князя еще слишком мал. Да, есть еще князь Симон, вспомнила Аник с огорчением, молодой князь из дома Гориса, племянник, наверное. Должно быть, это второе кресло для него.
Аник так расстроилась из-за отсутствия короля, что почти не слушала, что там говорит верховный князь, а потом католикос. Общий смысл она уловила, конечно: говорили о спасении от нашествия орды каптаров, какой не бывало с первой волны, со времен Автана Третьего. Говорили о мужестве защитников Айкастана, остановивших орду в ущелье Гремящем, на землях князя Баграта. Говорили о павших — вечная им память. И о короле Марке говорили, о храбрых витязях Межгорья, пришедших на помощь айкам.
Потом католикос призвал к молитве.
Все присутствующие опустились на колени.
Аник молилась невнимательно. Ей мешало разочарование.
Но под конец, когда молитва уже закончилась, и сестра Агата, белица, которую Аник не любила, но обладательница дивного голоса, запела старинное церковное песнопение о погибели врагам и благодарности Господу, Аник устыдилась своих глупых девчоночьих мыслей. Дни осады вспомнились ей, мужество защитников, стойкость женщин, и десятки погибших, умерших от голода и болезней. Ну, не увидит она короля — так ведь не умрет от этого!
Но все же было очень, очень обидно.
Опять вышли зурначи, опять проиграли трижды короткую мелодию. Аник подумала, что, должно быть, на этом официальная часть закончена, и теперь верховный князь и его семья спустятся с возвышения в зал, чтобы лично поприветствовать самых уважаемых князей, а остальные гости, предоставленные самим себе, будут здороваться друг с другом, обмениваться новостями и сплетнями, а потом князь Горис и княгиня Джана пригласят всех в сад, слушать певцов и музыкантов, наблюдать за состязаниями в борьбе, в стрельбе из лука и так далее. В зал вынесут напитки и легкие закуски, может быть, будут танцы на лугу…
В Красной крепости давным-давно не устраивали подобных приемов, с тех самых пор, как три брата Аник ушли на войну. Но Аник, как полагается дочери князя, знала, как проходит прием, и в Красной крепости тоже было возвышение для князя и его семьи в главном зале, и площадка во дворе крепости для состязаний в борьбе и стрельбе из лука. Аник загнала свое разочарование вглубь и решила наслаждаться тем, что есть, и не желать большего. Когда еще она попадет на прием в доме верховного князя, и попадет ли вообще!
Верховный князь и его сыновья встали, но не торопились спускаться в зал.
Вместо этого они развернулись к входу на возвышение и склонили головы в наиболее глубоком из возможных для горцев поклоне.
И на помост вышел человек в одежде равнинного жителя, в сопровождении горского князя. В князе
