жертве. – Теперь молись своему богу, обрезанный.
– Я не хочу с тобой драться! – Йехошуа смотрел долговязому в глаза. Одна радужка у того была зеленой, как у Мирьям, а другая черной и холодной.
– Да ты трусоват, обрезанный! – гадливо покривился эллин.
– Если я начну отбиваться, то доставлю вам удовольствие. Но мы не обижали твою сестру.
– Ты еще и болтлив, обрезанный! – Долговязый растерялся. Но подумал, что его заподозрят в мягкосердии, и толкнул Йехошуа. Тот отшатнулся. Но не выказал страха.
– Дерись! – воскликнул эллин.
– Нет.
– Эй, жердь! – Орава обернулась на голос. – Ты спрашивал обо мне?
За Иааковом сгрудилась шайка Тода. А сын скорняка, в эскамиде и босой на пол головы выше предводителя эллинов, выступил из-за спины Иаакова. Ноздри Тода раздувались, в желтых, как у рыси глазах, плескался злой огонь. Тод опирался на увесистый сук.
Среди эллинов послышались возгласы: «Западня! Обрезанные надули!»
– С этими я и так справлюсь! – сказал Тод, отбросил сук
