Земля, осыпавшись над шумною водою,Ползет и крошится туда, где целый деньИграет волнами под самою скалоюБескрайний блеск огней, морская светотень.Она приходит в стих тревожным, буйным шумомЗабытых образов, предчувствий и примет,И вот уж нет конца твоим тревожным думам,И в одиночестве тебе покоя нет.Тут море лишь и ты, тут только ритм и тени,Живой гекзаметр воли, молчанье берегов.А всё вокруг кричит, всё ищет воплощений,Всё жаждет образов, всё просит форм и слов.Ты напряженно ждешь, когда, бушуя снова,Внезапный шквал стиха на душу налетитИ принесет с собой чудесный запах слова,И непокорства пыл, и соль былых обид.Ты не удержишь стих, когда он рвется с гневом,Как не излечат боль пылающей душиНи острословие, ни клятвы юным девам,Ни вздохи страстные гаремного паши.Пускай когда-нибудь из шепота «Ekskuz’ы» [61]Поймут твои друзья, что, посланы судьбой,Одни эринии, а не подруги-музыВ час одиночества владели здесь тобой.Владели здесь тобой над морем вод свинцовым,Над шумом черных бездн, в тот одинокий час,Когда ты был таким, каким ты был, — суровымПредтечей вещих дел, прославленных не раз.Перевод Н. Заболоцкого
4
ИМПРОВИЗАЦИЯ
Здесь душно и дымно, туманная залаПропахла духами. В мерцании свечГостей разномастных толпа замелькала,И слышится разноязыкая речь.Вот санктпетербуржец пред нежною паниГалантно склонил напомаженный кок;Вот шляхтич проходит в нарядном жупане,Наполнив гостиную скрипом сапог.К нему обратились по-польски — ни слова,Ведь пан говорить по-французски привык.Звучит здесь российский и эллинский говор,Им вторит грузинский гортанный язык.Певуч украинский язык старожила —Потомка свободных степных козаков…Адам утомился от всех языков,Он слушает ночь, опершись о перила,И отзвуки словИз залы летят, далеки и знакомы:«Хиосский погром… Наварин… Ибрагим…»То греки под кровлею польского домаИ спорят и стонут над горем своим.Знакомы Адаму их споры и свары,Но нет — не об этом он думает, нет!Лишь меч Миссолунги, на Кипре пожары,Лишь камни Афинские видит поэт, [62]Лишь подвиг народа, чью славу не можетПринизить никто и никто запятнать,Хоть медлят вожди, презирает вельможа,Изменник продался, бесчинствует тать…Пора расходиться, кончали б скорее!Но новые гости — в раскрытых дверях,—Недавно прибывший корсар из МорейВ уборе фригийском на рыжих кудрях,За ним, озираясь пугливо в прихожей,Арап, темнолицый парнишка, стоит.«Взгляните, невольник со мной, чернокожий».— «Весьма миловиден! У турок отбит?..»Хозяйскую речь перебивши нежданно,Поэт обернулся, он сух и суров:«Прощенья прошу у вельможного пана,Позвольте мне высказать несколько слов.Вы, сударь приезжий, ведь были в Элладе?Вы гнет испытали, всю тяжесть его,Вы жизнью готовы пожертвовать радиСвободы отечества своего,—Но вами лишен негритенок свободы —Несчастный мальчишка, сей жалкий трофей!Не могут свободными зваться народы,