Рабами зовущие прочих людей…»Молчанье. Корсар, уязвленный обидой,Казалось, поэта готов растерзать.Мицкевич небрежно, волненья не выдав,Откинул со лба темно-русую прядь:«О пани хозяйка, мы вас не слыхали,Пускай вам сегодня милей тишина,Но черная с белым дорожка рояляТак грустно блестит, так безмолвна она,—Пускай же скорей оживет, зарокочет,Как слов быстрина, как грохочущий вал,Ведь слово не может умолкнуть, не хочет,Хотя бы поэт онеметь пожелал.А я… я себе замолчать не позволю.Хочу, чтоб слыхала с тревогой толпаО веке своем, о невольничьей доле,Хочу, чтоб услышал владелец раба!Под пальмовой сенью я хижину вижу,Она и похожа на наши, и нет,В краю, где беда, где болотная жижа,Затерян пространства и времени след.Там в вечность, как волны, бегут поколенья,Сменяясь, как поросли в поле пустом.И вот чернокожее божье твореньеНаполнило плачем продымленный дом.Случилось с ним то, что от века случалось:Побои жестокие, жажда и боль.Там к женщине черной дитя прижималось,И матери пот — его первая соль.Ты часто болел, голодал ты не реже,—О детстве несладком и вспомнить не рад.Однажды во мраке пристал к побережьюИскатель наживы — заморский фрегат.Жилье запылало, повеяло гарью.Где мать? Где отец? — только огненный шквал.Турецкий купец на алжирском базареГроши за худого звереныша дал.Невольником стал, ты в неволе поныне,Ведь тот, кто сорвал оттоманский замок,Кто рушит султанского рабства твердыни,Опять заковать в кандалы тебя смог…»Пришлось говорить по-французски поэту.Всё понял корсар. Он молчал, побледнев,То плащ теребил, то тянулся к стилету,С трудом подавляя вскипающий гнев.Мицкевич стоял неподвижно и прямо.И тут, растолкав изумленных гостей,Приблизился грек, поклонился АдамуИ руку ему протянул…Перевод А. Ревича
5
БУРЯ
Нависли низко туч глухие своды,И, задевая крыльями о них,Несутся чайки. Ропот непогодыТаится в тихих шорохах морских —Зловещий призрак предостереженья…Пора молчанья, сумрака, томленья.Ветрило то спадает вяло с рей,То зло и резко тянет судно к цели.Угрюмы, хриплы выкрики людей,Как выдохи астматика в постели.Будь зорок, кормчий! Ветер кружит тутИ поднимает волны Тарханкут.Черна как смоль и словно кровь багряна,Ложится на востоке полосаНа плиты волн. Шальная трамонтана, [63]Прорезав даль, нагрянет в полчасаИ над залитым пеною баркасомПойдет плясать своим безумным плясом.И всё свое откроет существоПеред тобою наше Черноморье,И ты его увидишь торжество,Когда оно, бушуя на просторе,Разверзнет недра, яростно трубя,Чтоб испытать над бездною тебя.Закутан в плащ, ты высишься над нею,Прижавшись к мачте, с волн не сводишь глаз.Ветрило рвет и выгибает рею,