Стихотворения и поэмы

Кто в штормы космоса осмелился войти,
Над бездной звезд взошел, безмерность смог измерить,
Взглянул в водоворот бездонных черных сфер!
Умеешь ты дерзать, и познавать, и верить?
Не утоляй порыв, не бойся новых мер,
В неведомое мысль вонзая, как спирали.
То луг иль целый мир? То лампа иль заря?
Слабеет ужас твой, немереные дали,—
Тебя пронзила вспышка фонаря.

1977

Перевод М. Алигер

139–146. НОЧНЫЕ КОНЦЕРТЫ

1 КРИНИЦА ЛЕОНТОВИЧА

…Он в степь углубился и замер, услышав далекое эхо.
И гулом, и ритмом эпохи стучали живые сердца.
Наплыли и вздохи, и думы, и крики, и шорохи века.
Не будет для сердца, для песни — глухой тишины и конца.
Волнистая музыка жита, колосьев певучих поклоны,
хоралы могучего неба, бренчащая трель ветерка.
Всё это уже не вмещали прадавних напевов каноны,
ломались привычные ритмы,
                                               ручьем извивалась строка.

Забудься, искатель, певец сероокий,
и слушай тревогу свою — одинокий,
и голос души тебе скажет: куда
идти, чтобы тайну постигнуть истока.
Исток этот рядом.
                             Блеснула вода.
В овраге — криницы прозрачное око.
Там кладка мореных дубов и осока.
Траву отклони густую —
увидишь ручья начало.
Колодец в землю степную
чья доброта вкопала?
Под знойными небесами
сухими, как пыль, устами
к воде припади,
                           засмейся,
прозрачных мелодий напейся.
Дождинка музыки. И оживут уста.
Росинка музыки. И в думах — глубина.
Слезинка музыки — как скорбь земли — чиста.
Криница музыки. Не вычерпать до дна
ее ни гению, ни ветру, ни годам.
Усталый путник пусть склонится там,
ко рту в ладонях жадно поднесет
и влагу вечную самозабвенно пьет.
Всё лучшее он почерпнул опять
и, чтоб добру из сердца прорастать,
испил воды —
                      и стала степь просторней,
и прошлого в ней шевельнулись корни.
О, струи музыки, они бурлят потоком.
Их не измерить ни числом, ни сроком.
Росинок, слез и капель быстрина.
И без других не может быть она.
Они размыли жизни берега
и затопили вешние луга.
Вода меняет старый путь и ложе.
Но даже эта свежесть никогда
всю жажду сердца утолить не сможет.
О, страсти духа — вечная страда.
Всё алчет ум, как свет в глубинах вод.
И вот,
           и вот, друзья,
                               глубинные потоки,
в которых, как щедривка [69] говорит,
особенные песенные сроки
струя и капля каждая таит,—
таят в себе таинственные воды
веселые и горестные годы…
От сотворенья мира так пошло.
Как паутинки, песни перевиты,
и те живут, что даже позабыты,—
в воде темно, светло…
Лети ж над степями,
связуйся сердцами,
утешь нас, запевка, не рвись, паутинка.
Тогда мы тобою
                        над лесом, над полем
весь мир обовьем
и души насытим, наполним.

Так в путь отправься, сеятель красы,