Стихотворения и поэмы

Напевы давних дайн, их трепет сокровенный,
Как руны вписаны в сознание навек.

Где пращур складывал свои латынью оды,
Где нам с любимою был слышен первый гром,
Что стал великих гроз предвестником потом,
Твоей там стал я частью жизни и природы,

К мечте сегодняшней приблизясь, к старине.
Слова минувшего Литвы — знакомы мне
Как пробужденье снов, нашептывание визы,
Как песнь певца в льняной пречистой ризе

Под дубом Вилии над золотым огнем.
Моя любимая! С тобой еще пройдем
Вдоль тех дубов, костров, в краю чудесных дайн,
В даль жизнестойких снов, невыявленных тайн,

И мудрый Вайделот, на удивленья радость,
Нас встретит сызнова на дедовской тропе
И, ясновидца взгляд направивший к тебе,
Хотя он слеп, нас спросит: «Quo vadis?» [80]

В стих Вилии, что порожден стихией,
Взыскательный, и всё ж не странный, не чужой,
Я вслушаюсь, чтобы жмудину над тропой
Ответ звучал мой тихий: «Scio, wiam».[81]

Вторая половина 1950-х годов

Перевод Вс. Азарова

151. ВОСХОЖДЕНИЕ НА ЗЕДАЗЕНИ[82]

Ираклию Абашидзе

Ты шел осенним лесом в Зедазени,
Прижав к губам любимый саламури,[83]
И в монастырь, чьи стены были хмуры,
Вошел, крутые одолев ступени.
За нами затворились двери храма,
И саламури звук, с веками слитый,
Упал цветком на гробовые плиты
Владетелей твердыни Сагурамо.
От строгих стен нагорного собора,
От дедовских могил Гурамишвили
Свирели переливы взмыли в горы,
Как соколы, что рядом гнезда свили.
И каменную митру свил над нами
Гранитный купол церкви в Зедазени,
Мотивами священных песнопений
Дышали мы — стихами и ветрами.
А в песнях воспевалась бесконечность
Людских дерзаний, солнце и природа,
И рокот речи древнего народа,
Как волны горных речек, лился в вечность.
Язык грузинский в хате над Хоролом
Печальным зовом сердце растревожил,
Когда Давид, слабея, телом хворым
Простерся молча на предсмертном ложе.
То было на далекой Украине
Давным-давно, в день августа, как этот.
Давида, страстотерпца и поэта,
Ираклия свирель воспела ныне.
Арагви лента, величавость вида,
Зловещего предгрозья сполох дальний,—
На высях Зедазени в честь Давида
Стоял ты с давней песней поминальной.
Был год тридцать девятый. Скоро-скоро
Ты сменишь нежность, песню саламури,
На стих суровый, говорит который
Про мужество и подвиг в грозной буре.
Ты сам такой — суровости не чуждый,
И грустный, и веселый ты, и смелый,
Возлюбленный, в семье народов дружной
Поэт красы и славы Сакартвело.

Между 1980 и 1983

И. Сергеевой

152. «На душистом ветерке, что, пролетая…»

На душистом ветерке, что, пролетая,
Подул внезапно, в шелесте шелков,