И эту ткань и ласково и властно Взял Кононов и развернул ее. «Вот этот свет, вот этот стяг наш красный Мы донесем до всех земных краев. Как хочется для мира молодого Из нас любому сотню сотен лет Прожить для класса, для его побед — И быть достойным знамени такого!» И в ту минуту юношам казалось, Что то не стяг, что солнца жар встает, Что кровь людская с пламенем смешалась, Ударила, качнула небосвод, Как бы огня стихия колыхалась, Вокруг земли ведущая полет. Бессмертный стяг взлетает над мирами, Чистейшего огня высокий взмах! «Клянусь, тебя я вознесу над нами!» «Клянусь, тебя я сохраню в боях!» Восход пылал морозно и багрово, Снег закрутил сплошную круговерть, И снег скрепил навек — на жизнь и смерть Той клятвы верной молодое слово. …Еще сквозь дымку розовеет лед Слегка хрустящей утренней Ушайки, А уж из каждых тянутся ворот Шпионские, лабазницкие шайки. Сигнал: «Вставай!» Растущий шум толпы, Какой-то офицерши вопль тревожный, Бас пристава, как будто рев трубы, И «Марсельезы» голос осторожный. И рыжий грузчик, и студент с копной Густых волос, и девушка с завода — Встают в ряды, плечом к плечу стеной, Идут с окраин. Звонкая погода. Скрипенье снега. Мертвой тишиной Их центр встречает и рядами черных, Глухих, безликих городовиков, Свистком внезапным из-за стен соборных И отзывом других еще свистков. И в город пролетарии входили, И голоса задорны и чисты — Раскатисто и звонко выводили Живую песню грозной красоты. Ее припев три раза повторяли, Подхватывая дружно, горячо, И в нем всё выше кличи вырастали. И люди шли вперед, к плечу плечо. И Кононов внезапно над толпою Одним движеньем выкинул свой стяг, И даже древко дрогнуло в руках В преддверье ожидаемого боя. Сергей воскликнул… Что воскликнул он? Проклятье? Клятву? Выхватил оружье… Толпа шагала сплоченно и дружно, Почуяв твердость верную колонн. Росла и крепла в небывалой силе Гроза упрямых, смелых голосов. И скрылся пристав, и свистки взбесились, Взметнулся снег, раздались визги псов. И тех свистков тревога не стихала, Покуда, все в снегу, из-за стены Косматые взлетели скакуны Казачьей сотни злой и одичалой. Всё стихло вдруг — и слышно лишь едва, Как бьют копыта в мерзлую дорогу… Минута боя, первая тревога, Ты будешь вечно в памяти жива! «Огонь! Огонь!» — и сухо треснул выстрел, Негромкий, куцый и нестрашный звук. Злой барабан перевернулся быстро Пять раз подряд, — он рвался вон из рук. Свинцовых пуль стремительная россыпь — И дрогнул вдруг казаков конный ряд, И, не смолкая, с песней, поднял Осип Высокий стяг. Они бегут назад! Но из дверей, с дворов, из подворотен, Из переулков, с крыш, из-за реки На выручку бегущей конной сотне Стреляли в спину злобные шпики. Стреляй, стреляй, Сергей! По льду Ушайки Скрежещут пули. Не уйдет никто. Уж на плече багровый след нагайки, Уж саблею рассечено пальто. Сергей стрелял и вкладывал патроны И холодок их чувствовал в руках, Учась большой работе обороны. Работе боя, навыкам стрелка. Вдруг конский храп, короткий посвист пули, Склоненная папаха казака… Внезапно руки Осипа рванули Полотнище с высокого древка. И он упал. И всё пошло кругами — И свет и снег. Жужжанье пуль. Огонь.