Свой среди чужих

Белфасте мне часто приходилось иметь с ними дело.

Контакт…

Я резко повернулся и вышел из кабинета в тихий и пустой коридор. Не хватало воздуха, от монотонного гудения вентиляторов раскалывалась голова. Мишо выскочил следом.

Как же больно…

– Сэр, что с вами?

– Ничего. Ничего, совершенно ничего… возьми себя в руки, придурок… ты видел этого негра.

– Дариус. Тот самый, с которым вам пришлось иметь дело.

– Он самый. А девчонка…

– Автокатастрофа. – Мишо выполнил домашнее задание, любой агент ФБР, даже отставной – всегда знает, что происходит вокруг…

– Точно.

– Думаете, это Дариус? Бросьте, не тот уровень. Все, на что его хватит…

– Я знаю, что больше, чем на дозу свинца, его не хватит. Обычный ублюдок. Но у него есть выходы кое на кого посерьезнее. Его надо найти и прижать хвост. Как следует прижать, чтобы получить имена. Поможешь?

Какое-то время Мишо думал, в нем боролись агент ФБР, который должен задерживать убийц и сажать в тюрьму, и опытный специалист по безопасности, который нутром чуял рискованность задуманного. Агент ФБР победил.

– Ну?

– Давайте вернемся в комнату. Потом съездим кое-куда еще.

Поздний вечер 24 мая 2012 года САСШ, штат Нью-Йорк, Нью-Йорк Гарлем, передовая линия постов Социальный бар

Иногда просто диву даешься тому, как легко шагнуть из одной реальности в другую, из рая – в ад. Если посмотреть на карту Нью-Йорка, то рай – это, наверное, Манхэттен с его небоскребами и дорогими ресторанами. Граница рая и ада проходит по восемьдесят седьмой дороге, отделяющей Манхэттен от Бронкса, одного из самых страшных мест в этой части света. Для того чтобы попасть из рая в ад, нужно было сделать примерно сто шагов, пути обратно не существовало.

Примерно с сороковых годов, когда Бронкс начал превращаться в то, чем он сейчас является, полиция Нью-Йорка установила между раем и адом стражников – систему передовых постов, прикрывающих город от того, что творилось в Бронксе. Посты эти перекрывали все основные улицы и напоминали маленькие укрепленные районы. Служба на постах считалась опасной, но почетной, каждый полицейский здесь постоянно имел при себе или «Ремингтон-870» со складным прикладом и восьмиместным магазином, или автоматическую винтовку AR-10, в свое время планировавшуюся к принятию на вооружение, но так и не принятую. Машины были не такими, как в Белфасте, но с таранными бамперами, бронированными дверьми и стальной вставкой между салоном и багажником, укрепленными специальной пленкой стеклами. Имелись и броневики – переделанные армейские М8 и банковские «Форды», какие обычно использует SWAT. Существовали лишь три легендарных полицейских подразделения в стране, о которых снимались фильмы, – это чикагская специальная группа детективов, лос-анджелесский SWAT и нью-йоркская группа передовых постов[82].

Приближаться на «Майбахе» к Бронксу было сущим безумием, я бы рискнул при наличии автомата и гранат и… скажем, рака в последней стадии, но у меня вообще не было никакого оружия, и помирать от рака я не собирался. Оставив «Майбах» на платной стоянке, мы пересели в «БМВ» Мишо и на нем покатили по направлению к восемьдесят седьмой дороге. Я заметил, как ведет машину Мишо – он рассчитывал движение так, чтобы ни на секунду не останавливаться у светофоров. Его «Кольт» лежал между нами, на крышке бардачка со снятым предохранителем и досланным патроном в патронник. Это было единственное оружие, каким мы располагали, – но его должно было хватить, если мы не ввяжемся в совсем уж крутую заваруху.

Ночью здесь становится по-настоящему страшно. То тут, то там кучкуются люди, они греются около двухсотлитровых бочек с горящим мусором – им не нужно идти на работу, они получают пособие. Тут же стоят машины, в основном старые, еще восьмидесятых годов универсалы – они семиместные, большие, и в них очень удобно жить. Встречаются и дорогие машины, типа того же «БМВ» – это наркоторговцы. Продажей наркотиков – здесь это называется «двигать камни» – занимаются либо малолетки, которых бесполезно арестовывать, либо специальные бригады. Запас дури на ночь торговли кладется в бак с мусором, на нем делается специальная отметка. Торговец сидит на корточках или на перевернутом ящике неподалеку, ему отдаешь деньги, он молча принимает их, ничего не говорит. Подходишь к баку и берешь наркотик. Где-то неподалеку тусуется ублюдок с ножом, бритвой или даже обрезом – это на случай, если обезумевший от ломки наркоман захочет отовариться бесплатно. Если полиция и нагрянет, то ей достанется только наркотик, того, кто сидит и принимает деньги, обвинить не в чем – он не торгует, и он не такой дурак, чтобы касаться пакетов с наркотиком руками без перчаток. У каждого свой наркотик, одни торгуют кокаином, другие – дешевой синтетической дрянью, которая вырабатывается в самих САСШ и сжигает мозг за пару приемов.

Крутятся тут ребята и похлеще – они обычно вооружены пистолетом-пулеметом «Мендоса» мексиканского производства, австро-венгерским «Штайром» или богемским, от которого скопированы предыдущие два. Здесь любят оружие, которое можно спрятать под одежду и которым можно управляться одной рукой, второй ведя машину.

Было страшно. Мне, человеку, побывавшему в Белфасте, Бейруте, восстанавливавшему нормальную жизнь в Тегеране, здесь было страшно. Везде, где я был, нам противостояли профессионалы террора, подготовленные в лагерях, вооруженные автоматом и фугасом, заложенным в обочины дороги. Но во всех этих местах они все же оставались людьми, это были жестокие, фанатично верящие в собственную праведность, в собственную истину люди, но все же это были люди. А здесь… а здесь нас со всех сторон окружала тупая, нечеловеческая злоба, она словно грозовым облаком плыла над нашим новеньким внедорожником, катившимся по улицам Бронкса, – и стоило только кому-то крикнуть, выстрелить, подать команду – нас просто разорвали бы. Не поможет ничего, ни оружие, ни навыки – скольких ты ни убьешь перед смертью, их все равно будет больше, и конец будет один.

Ужасный.

– Они нас боятся… – сухо усмехнулся Мишо, – на таких тачках здесь катаются боссы. Они не знают нас, но они боятся связываться с нами. Ублюдки…

Хотел бы и я в это верить. Я не большой знаток нравов русского дна – но почему-то мне кажется, что такого вот кошмара нет ни в Санкт-Петербурге, ни в Москве, ни в Варшаве. Нет такому безумию места на Русской земле!

Бар мы опознали по миганию рекламы, красной и синей, ядовито яркой – это было одно из немногих мест в Гарлеме, где рисковали привлекать внимание световой рекламой по ночам. Передовой полицейский пост мы только что проехали – полицейские, сменившиеся с дежурства, останавливаются здесь, чтобы пропустить стаканчик с коллегами, которые заступают на дежурство, обменяться новостями, предупредить об опасностях, которые ждут на маршруте. У тротуара стояли целых двенадцать полицейских машин, в том числе бронированный фургончик спецподразделения, – поэтому место можно было считать безопасным.

Мишо встал в ряд, рядом с полицейской патрульной «Импалой», мотор глушить не стал.

– Пистолет я оставлю вам, сэр. До входа в бар я уж как-нибудь дойду.

Бывший агент ФБР вышел из машины, я пересел на его место, заблокировал двери, положил пистолет себе на колени. В таких местах лучше сидеть за рулем, если дело пойдет совсем уж плохо.

Мишо вернулся через десять минут, с ним шагали двое. Один явно из патрульных – здоровенный пузан, с виду неповоротливый, но с такими вот неповоротливыми патрульными надо держать ухо востро, руки у них чаще всего очень быстрые и глаз верный. Второй – невысокий, коротко стриженный, с худым, суровым, чисто выбритым лицом. Этот явно из армии, возможно, уроженец Нью-Йорка, решил после армии сделать