И еще он сказал, что Христос — хороший человек, а Иуда — плохой. Потому что — «стукач». «Стукачей» дядя Яша не любит. «Стукачей» любят только «органы». Дядя Павлуша считает, что в театре больше стукачей, чем где бы то ни было. Я пока не выяснил, как они стучат. По-морскому — азбукой Морзе или молотком в стенку.
Бабушка Адельсидоровна сказала:
— Ходи сюда. Никогда не слушай, что говорят взрослые, и не задавай лишних вопросов. Детям не надо вмешиваться в политику.
Но товарищу Сталину мы так письмо и не написали, потому что вопрос решился самым неожиданным образом.
Рогатка
Рогатка — вещь нужная. Об этом даже спорить нечего. Канешно, и лук далеко бьет. Но с ним морока. Наконечники к стрелам делать. И тетива из веревки слабая. А кроме того, лук в карман не засунешь, а рогатку — пожалыста. Положил в карман, и парочку галечек! Всё! Вооружен до зубов. Стекло с двадцати метров — вдребезги. А если в лоб закатать — не очухаешься.
Вот она, моя рогаточка! Хочете попробовать?
Лучше всего делать рогатки из красной резины. Она лучше тянется. Ушки кожаные — из язычка старого ботинка. А рогатина — из орешника.
Этим секретом со мной Котик поделился. Он и первую рогатку для меня сделал. Как хороший друг. У Шифрина тоже рогатка классная. Борьку и в школе, и во дворе Дылдой зовут.
Выше меня на целую голову.
Но все равно мне подчиняется. Потому что я начальник отряда. А он только звеньевой.
Вот Котик считает, что все евреи трусы. А как же Борькин папа? У него нога на фронте подстрелена. Теперь с палочкой ходит. И мой папа. Он даже в тюрьме сидел. Теперь только мышей боится. Я тоже мышей боюсь, особенно если это крысы.
Когда у нас кошка крысу поймала, такую вот здоровущую, и голову у нее отъела, мама заставила меня ее на помойку нести. В целях воспитания характера. Я вынес. Ничего. Хотя меня стошнило и руки тряслись.
Много я привел примеров. И летчики бывают евреи, и танкисты. Вот Христос был еврей. Пусть даже наполовинку. А не испугался фашистов из Древнего мира. За правду на крест пошел. Это мне дядя Яша подсказал.
Котик наконец сдался:
— Не все евреи одинакие.
Борькин папа ремнем воспитывает. Сам Борька и рассказывал. За дело, говорит, можно и пострадать. А меня пока пальцем никто не трогал. Ну, мама в детстве шлепала понарошку, и бабушка Лизаветниколавна один раз за ухо отодрала, когда я рубашку не хотел одевать и нечаянно ее разорвал. А так, обычно, меня только словами воспитывают.
Вообще, в нашем классе много евреев. И все хотят воевать. Но на фронт нас пока не пускают. И мы ломаем голову, как в наших условиях помочь Красной Армии победить врага.
Я Борьке рассказал про книгу. И теперь он вместе со мной ломает голову, как помочь фронту и дяде Яше.
Воевать можно и зимой, и летом. Зимой во дворе крепость построили, и снежками. Попал — значит, убит. Но летом все-таки лучше — каникулы! Воевать можно с самого утра. Пообедал и опять воюй до вечера. Двор на двор. Или улица на улицу. Штаб в сарае сидит.
А мы гоняем по городу. Пистолеты, сабли — сами делаем. Получаются как настоящие. В кармане рогатка, само собой! Это наша артиллерия!
Стреляться лучше всего, канешно, вишнями. Или свеклой. Сразу видно, куда попал! Но обеспечить боеприпасы — самое трудное дело. Летом ведь тоже живем впроголодь. Но ради войны можно и стырить кой-чего. Мы ведь, когда играем, тоже песню поем: «И-дет война народная, свя-щен-ная война…»
Вот раз сидим мы с Борькой на балконе в засаде. Прячемся за пузатыми колонками. С нашего балкона вся Советская улица как на ладони. Почти что до Драмтеатра. И вдруг видим, едет большая черная машина. ЗИС! Борька как заорет:
— Вижу немецкий танк. К бою!
Достает рогатку и бац! Я думал он по колесам пульнет. А он по стеклу.
В этот момент машина тормозит. Из нее выскакивают военные. Мы прячемся. Но они стучат и врываются в квартиру. Машка глухая им дверь открыла. Они сразу к нам в комнату.
Мы сидим и делаем вид, что читаем книжку. Они, канешно, нам не верят и кричат:
— Встать, паршивцы! Кто из вас в командующего стрелял?
Ничего себе фокус! Оказывается, Борька в командующего угодил.
— Сейчас вас на губу посадим!
Тут Борька ни к селу ни к городу стал ныть:
— Мы в войну играли и немецкий танк подбили…
Я же не стану говорить, что это Борька стрелял. Тут меня как осенило. А может быть, я сразу сон вспомнил.
— А это правда машина командующего? Нам необходимо срочно встретиться с товарищем командующим.
Через секунду мы уже внизу, стоим у машины.
Из машины выходит такой важный командир и пялится на нас.
— Ну, шпана, ремня захотели?
— Никак нет, товарищ командующий. Разрешите доложить, товарищ командующий. (Вот что значит проходить в школе военную подготовку!) У нас к вам сурьезное государственное дело.
Если бы не кино и если бы не «сон», я бы сам не допер.
Командующий уставился на меня как баран на новые ворота.
— Ну, шкет, говори, какое у тебя ко мне «государственное» дело?
Борька стоит как воды в рот набрал. Может, и обкакался от страха. А я — прямо на рожон:
— У нас в доме живет один дядя. Бывший военный…
— Бывших военных не бывает.
— У него целый ромб в петлице раньше был. А теперь его на фронт не пускают.
— Старый, что ли?
— Нет, совсем не старый. Он книгу написал, как Гитлера наголову разбить в два счета. А к вам его не пускают…
— Не врешь, парнишка? — вдруг заласкался командующий.
Ну прямо вылитый товарищ Сталин и тоже с усами.
— Ладно, — говорит, — дам тебе записку. Пусть твой дядька завтра ко мне явится.
Достает из левого кармана ручку-самописку. Тут ему командир, который нас сюда притащил, достает блокнот, подставляет кожаную сумку, и командующий пишет ясно вот такими буквами: «ПРОПУСТИТЬ»! Расписывается на бумажке и ставит число.
— А все бы лучше этих сорванцов на губу посадить, — ворчит адъютант.
Но я вижу по его лицу, что и он теперь улыбается.
Вечером я отдаю эту бумагу дяде Яше и рассказываю историю.
Бабушка чуть в обморок не попaдала. Мама бледная, как простынка. А дядя Яша! Хохочет как сумасшедший.
Вот какая сказочная история была со мной во время войны!
На следующий день дядя Яша прошел к самому командующему по моей бумажке.
А еще через некоторое время дядя Яша отправился в Москву.
На вокзал его провожали дядя Леня, мама и я.