— Бароны опять торгуются между собой!
— С нами Господь, чего ждем?
— Баронам есть что делить!
— Жадные трусы!
С вершины минарета снова донеслись заунывные звуки азана, и толпа опять ответила взрывом ненависти.
— Дайте мне этого певуна — я разорву на части!
— Только бы войти в город!
— Смерть неверным!
Кто-то кричал, что стены сами должны рассыпаться от молитвы, кто-то уверял, что если бы атака началась, то святой Георгий незамедлительно пришел на помощь, чтобы сокрушить всех неверных копьем, как когда-то сокрушил дракона.
И такие сцены — вызваны ли они были муэдзинами или зовущим в синагогу трубным звуком шофара — повторялись изо дня в день. Нетерпение и ярость росли. Было ясно одно — осада затянулась. Пройдя за три года три тысячи верст, люди больше ждать не хотели. На расстоянии одного броска были мягкие постели, лошади, вода и даже вино… Прохладные большие дома, еда, женщины и богатства. И Гроб Господень, само собой. Главная цель похода.
Понимали это и сами бароны. Шестого июля в лагере графа Готфрида Бульонского был назначен военный совет. Присутствовали епископы и все полководцы с наиболее именитыми вассалами. Прибыли не только знакомые нам Танкред де Отвиль и граф Раймунд Тулузский, но и герцог Роберт Нормандский по прозвищу Роберт Короткие Штаны со своей диковатой свитой. Знаменит он был не своим неказистым видом, и не тем, что чуть не убил по ошибке Вильгельма Завоевателя — своего отца, а тем, что заложил все свои земли за десять тысяч монет, чтобы снарядить войско. Надо сказать, из всех баронов, пожалуй, именно Роберт Нормандский был наиболее искренен и не корыстолюбив. Им двигали доблесть и вера.
Также подъехал Роберт граф Фландрский, ослепляя покрытыми сусальным золотом шлемом-шишаком и шитом. Он привез с собой главную святыню войска — подарок Алексия Комнина, императора Византии. В украшенном драгоценными камнями золотом ковчежце лежала рука святого Георгия Победоносца. С такой защитой не страшен ни один враг — хоть сейчас в адово пекло!
После короткого молебна архиепископ Даймбер благословил начать совещание.
— Итак, господа, пора обсудить положение. — Граф Раймунд Тулузский прищурил единственный глаз. — Сколько человек мы имеем?
— Треть войска — женщины, старики и калеки.
— Но с нами Господь!
— Сеньор граф Готфрид Бульонский, а если немного точней?
— Последний пересчет показал, что в наших войсках около двадцати тысяч пеших вместе с присоединившимися сирийскими и палестинскими христианами. Из них боеспособными могут чуть более половины.
— А благородных рыцарей?
— Менее полутора тысяч. И многие лишись коней.
— А у тех, что остались, сбиты холки и раскованы копыта.
— Страшные потери! Сеньор Танкред де Отвиль, каковы силы эмира?
— Как показали допросы, гарнизон Ифтикар эд-Даула защищают не более двадцати тысяч человек. Всего — то кучка неверных!
— Не стоит забывать господа, что горожан может быть пятьдесят, а может быть сто тысяч. И большая часть из них может держать оружие.
— Мы взяли Антиохию, Рамлу, Маарру… Это ли не залог успеха?
— Благослови нас Господь!
Бароны одобрительно загудели. Граф Роберт Фландрский развернул свой горбоносый, как у андалузского коня, профиль к военачальникам Готфриду и Раймунду:
— А что со строительством осадных башен, господа?
— Об этом нам лучше расскажет сеньор Раймунд Пеле.
Сеньор Раймунд Пеле, вассал графа Раймунда Тулузского, был поставлен командовать над плотниками и инженерами, прибывшими на генуэзских кораблях. Он поклонился и взял слово.
— Все три осадные башни почти готовы. Нам удалось соорудить их так, что площадки третьего этажа выше, чем стены. На всех стоят катапульты. Нашим людям приходится уходить вглубь Самарии, чтобы добывать бревна. В ход идет все — от ставен домов до кораблей генуэзцев.
Кто-то усмехнулся. Предприимчивые генуэзцы и здесь сумели снять прибыль. А кораблям все равно было не уплыть. Фатимиды держали выходы к морю — египетский флот полностью блокировал гавань.
— Но, доблестные господа, инженеры боятся, что нас снова засыплют огнем, как в Мааррат-ан- Нумане. Мне понадобится множество свежих шкур, чтобы защитить берфруа от пожара.
— Сеньоры, думаю, ваши люди согласятся расстаться с вьючным скотом ради благого дела?
— Если понадобится, мы пожертвуем и боевыми…
— Нам некуда отступать.
— Штурмовые лестницы, таранные орудия?
— Да, их строительство практически завершено, можно еще связать лестниц. Метательных орудий и таранов для ворот у нас, слава Богу, в избытке. Сервам приказано заготовлять камни для катапульт. Можно начинать атаку.
— Но ров еще не засыпан. Если подгонять берфруа по дорогам со стороны ворот, мы потеряем слишком много народа. Засыпайте ров — задействуйте всех людей — от стариков до младенцев.
Граф Роберт Фландрский кивнул:
— Что ж, есть смысл начинать в ближайшее время.
— Сразу после праздника святых апостолов Петра и Павла.
— Ожидание не в нашу пользу.
— Армия визиря Аль-Афдала уже на подходе. Нас сметет ураган, если не возьмем Святой Город.
— …и наши имена покроются навеки позором! — после бунта простолюдинов под Маарре граф Раймунд стал на редкость покладист. Причиной тогдашнего недовольства простого народа стала тяжба графа Раймунда с другим бароном и непомерная алчность их обоих.
— Упаси нас Господь!
— Итак, подытожим, — граф Готфрид Бульонский встал и обернулся к баронам: — Властью, данной мне папой и его святейшим благословением, объявляю. Доблестные господа! Передайте своим войскам, пусть каждый воин Христов приготовится к бою к четырнадцатому июля. Повозки вместе с мастерами пусть будут впереди, чтобы мастеровые снесли стволы, колья и жерди, а девицы пускай плетут фашины из прутьев. Повелевается, чтобы каждые два рыцаря изготовили один плетеный щит, либо лестницу. Выкиньте прочь всякие сомнения насчет того, чтобы сразиться за Бога, ибо в ближайшие же дни Он завершит ваши ратные труды.
А пока же пусть все пребывают на страже, молятся и творят милостыню.
— Несомненно, явление усопшего епископа Адемара, упокой Господь его душу, взбодрит наши войска и вернет в сердца веру. Ваше высокопреосвященство, что скажете Вы?
Архиепископ Дамбер поднял руку:
— Возлюбленные сыны Божьи, мои господа! Призываю вас к посту и покаянию. Дабы очистились наши сердца, и приблизилась милость Господня. Пусть помыслы наши будут чисты и доблестны наши порывы. Епископ Адемар призвал нас творить милостыню, пост, и приносить покаяние. Накормим нищих и калек, сердца размягчим молитвой, а наши десницы в бою укрепит сам Господь. Если же мы совершим крестный ход, то…
Речь архиепископа была длительна и горяча:
— С сегодняшнего дня и до восьмого июля призываю начать трехдневный пост и завершить его…
На том и порешили — объявить трехдневный пост и крестный ход, как наказал в видении монашку сам Адемар епископ Пюи. После праздника святых апостолов Петра и Павла и изнурительной вигилии
