накануне битвы отдохнуть и мобилизовать силы, а четырнадцатого начинать атаку.
Как и следовало ожидать, командовать осадными башнями-берфруа поручили Танкреду, графу Готфриду Бульонскому и графу Раймунду Тулузскому. Между остальными баронами были поделены сектора крепостных стен, ворота, разработана тактика и последовательность нападения, а также оглашено, у кого, сколько набралось орудий.
Восьмого июля священники собрали крестный ход.
В исподних одеждах, босиком, с пением псалмов и молитв, рыцари и бароны обошли Крестным ходом стены Иерусалима и направились служить молебен на Масличной горе. Сверху на них сыпались проклятия и изощренная брань. Сарацины не ведали, что ожидает их вскоре.
Глава четвертая. Штурм
Утро 12 июня, в день святых апостолов Петра и Павла окрестности Иерусалима огласил испуганный рев быков и ослов. Запах крови, влажных голубоватых потрохов и желанный, сытный аромат жаркого. Худой, измученный скот: волы, мулы, захромавшие обессилевшие лошади и верблюды, немало потрудившиеся для войска Христова, несли последнюю службу. Их десятками забивали для того, что содрать шкуры. Свежими сырыми шкурами необходимо было обшить осадные башни, крыши переносных галерей и навесы таранов. Три махины, находившиеся в подчинении Готфрида Бульонского, Раймунда Тулузского и Танкреда Тарентского, словно гигантские корабли, возвышались напротив городских стен. Они были настолько высоки, что с верхней площадки хорошо было видно, как кипит иерусалимская жизнь. Народ, снующий по просторным улицам, богатые дома — много богатых домов, купола церквей, пики минаретов, синагоги. От всего этого отделяла ненавистная стена. Угрюмо смотрели бойницы, укрытые тюками из хлопка и сена; на площадках многочисленных башен у метательных машин муравьями копошились люди. Откуда-то снизу с той стороны поднимался густой дым, и ветер доносил запах смолы — кипели котлы. Мавры были готовы к схватке.
Чертежи осадных орудий, необычной, совершенно новой конструкции — подарок базилевса, пришлись весьма кстати. Без них штурмовать неприступный город было бы почти безнадежно — как это было месяц назад, когда при первом штурме бессмысленно полегло множество народа. Надеяться можно было только на милость Божию да на хитроумность инженеров и их осадных машин. Это все понимали. Работал каждый — от нищего старика до влиятельного барона. Даже молодая Эльвира, жена Раймунда Тулузского, наравне с простолюдинками резала под палящим солнцем тростник.
Грохотали тачки и повозки, груженные камнями, в воздухе висела пыль — выносливые двужильные сервы почти засыпали ров. Женщины и девицы плели фашины из прутьев и тростника и выравнивали ими поверхность. Сверху на приближавшихся к стене крестоносцев то и дело сыпались камни и стрелы, отыскивая легкую мишень. Убитые находили свою могилу тут же, в полузасыпанном рве.
Это был самый сытный день за все время осады. Сухое жесткое мясо — плохо прожаренное, пропахнувшее костром, но все же мясо — восстанавливало силы. Силы для последнего рывка.
И рывок был сделан. На военном совете было решено пуститься на хитрость. Эмир Ифтикар эд-Даула усилил крепостные стены, установил метательные орудия и котлы с северной стороны, где сосредоточились основные сил латинян, восточная же часть была практически не укреплена. Сюда-то, к воротам святого Стефана, под покровом темноты перебралась большая часть войск. За ночь были разобраны, перенесены и собраны заново массивные тараны и мощные катапульты.
Оставалось только ждать. Возбуждающее, азартное время перед сражением, когда кровь закипает в жилах, гудит в сердце и бешено стучится в виски. Бросает то в жар, то в холод.
Гуго де Пейен с вечера облачился в доспехи. Под длинный, почти до колен хауберг — стальную кольчугу, он надел стеганный пурпуэн — смягчать удары стрел и мечей. Поверх хауберга — белую накидку- сюрко с нашитым красным крестом. Роже-оруженосец помог ему зашнуровать наколенники и перчатки. Кольчужных штанов Гуго не носил, считая, что они мешают управлять Мистралем.
Теперь препоясанный мечом Гуго в нетерпении ходил перед своим навесом, не отрывая глаз от того места, где стояла осадная башня. Оруженосцы Роже и Эктор де Виль были тут же, тоже вооруженные. Правда, кольчуги на них были легче и не защищали бедер. Роже держал под уздцы Мистраля, а Эктор де Виль — большой нормандский щит Гуго и копье. Застоявшийся Мистраль нервно фыркал, предчувствуя сраженье, и тряс головой. Слуги ушли в темноту — сегодня всем хватало работы. Нарсиса и Морена отправили к осадной башне. А Сильвену с Леоном выпала честь быть в первых рядах штурмовиков.
Мимо, в сторону осадной башни прошли арбалетчики. Небо стало сереть, и в утренних сумерках вырисовывались очертания предметов.
Наконец, дали долгожданный сигнал. Сотни людей бросились к стенам с криками: «Иерусалим!» Словно гигантские черные проростки снизу вверх поползли осадные лестницы, а по ним — черно-белыми муравьями люди.
Отряд стрелков поднялся по лестницам на третий этаж берфруа, лучники и арбалетчики заняли позиции у бойниц. До Иерусалимской стены было менее четверти мили. Отсюда, с открытой площадки, хорошо было наблюдать, как суетятся мавры на стенах. Было видно, как они разворачивают баллисты и несут камни для катапульт. То тут, то там с крепостной стены повалил дым — зажглись костры под котлами. Один, второй… вскоре десятки котлов заклокотали кипящей водой и маслом.
Осадная башня вздрогнула и заскрипела. Восемь её огромных дощатых колес со скрежетом пришли в движение. Медленно, словно гигантская неторопливая черепаха, крепость на колесах двинулась к Иерусалимской стене. Десятки пар рук и ног в этот момент вздулись мускулами, напряглись и толкнули махину к заветной цели. Неподъемные центнеры бревен с затаившимися внутри рыцарями, арбалетчиками и готовыми к бою катапультами наверху.
Нарсис с Мореном были в числе тех, чьими мышцами осадная башня приводилась в движение. Оба простолюдина работали плечом к плечу, одновременно молясь и проклиная неверных. Здесь, внутри, под защитой бревенчатых стен было довольно темно, приходилось толкать на ощупь. Слышалось только, как оглушительно скрипят колеса и стены, а рыцари на втором и третьем этаже поют какой-то псалом — латыни простолюдины не знали.
Примерно через полчаса, а может через час — время словно остановилось, послышались глухие удары — камни из катапульт мусульман стали достигать цели. Оглушительно треснула доска на ободе колеса. Свежесодранные шкуры, которыми была обшита башня, хорошо амортизировали прилетавшие дротики и валуны, но до крепостной стены было еще далеко.
— Эй, Морен, ты сейчас как святой праведный Иона в чреве кита.
— Судя по запаху, этот кит дохлый.
— Эй, ослы, берите правее!
Шкуры за пару дней стали издавать зловоние. Тысячи мух жужжали вокруг, залетали внутрь башни и щекотливо ползали по щекам. Еще резче пах уксус, которым обильно смочили шкуры для защиты от гниения и огня.
— Не, Нарсис… — Морен наклонил голову и обтер струившийся по лицу пот о плечо напарника. — Судя по запаху от твоих сапог, мы где-то в его заднице!
Что происходило справа и слева, было невозможно увидеть. Наблюдать за происходящим впереди можно было только через узкую щель для обзора.
— Навалитесь!
— Фашины под колесо слева!
В смотровой щели мелькнули связки хвороста, которые подкладывали под колеса. Тут же раздались удары дротиков и стрел, словно дождь застучал по крыше, потом чей-то истошный вопль, следом другой крик:
— Оттащите тело!
Колесо берфруа мягко перекатилось через сноп фашины.
— Катапульты на взвод!
— Нет, берите ниже и влево!
