Ниррам хотел возмутиться и доказать глупой женщине, что запас спину не гнет, но столкнувшись с ее уверенным, чуть насмешливым взглядом, притих.
Они обошли стоянку безвестных лысомордых, которым так и не посчастливилось стать добычей двух шаманов - по широкой дуге, и чтобы великие Небесные Духи не допустили встречи – сразу за лагерем побежали во всю возможную прыть. Остановились лишь спустя пару лиг. Народ Оорги вообще чрезвычайно вынослив, но даже хорошему охотнику пришлось бы сделать пару остановок, чтобы пробежать это расстояние и не умереть в конце пробега. Сейчас же Ниррам и Жалыдын пронеслись по земле подобные молодым волкам – неутомимые, радостные, часто обгоняя друг друга, не чувствуя остающихся за спиной шагов. Но как бы ни было весело бежать друг за другом по полям и долам, но всё когда-нибудь заканчивается.
В этот раз первым замер на холме Еукам. Он благоразумно не стал влезать на самую вершину – чтобы не оказаться видимым со всех сторон. Он упал на корточки, привычно принюхался и проворно вполз-таки на вершину.
Впереди над большим поселением лысомордых встало в ночном небе светлое зарево. Большим полукругом оно нависло над пока еще далекими стенами. Оно начиналось там, куда спускались стройные ножки защитных башен-грибов, и растворялось в высоком небе, приглушая собой мерцание тысяч глаз Небесного Отца Оорги.
- Что это? – Еукам не то чтобы испугался, но насторожился: ведь не часто приходится иметь дело с необьяснимым. А то, что он видел сейчас перед собою - было куда загадочнее любых Бран и струн, их соединяющих!
- Это, мой шаман, - прошептала за его спиной Жалыдын, - памятник расточительству лысомордых.
- Памятник?! – Еукам ничего не понял, а подруга тоненько рассмеялась.
- Ну да, Ниррам. Памятник. Многие возы сожженного дерева, земляного масла, кизяков… Всего, что может гореть и освещать лысомордым стены их каменных жилищ. Такое зарево случается пока редко – только когда они устраивают какой-то праздник, но раньше не было и этого.
- Откуда ты все это знаешь? – недоверчиво спросил Разбуженный.
- Те, кто имел счастье оказаться среди Шестнадцати – могут познать всё, до чего может дотянуться объединенный мысленный взор Шестнадцатисторонника.
- Как это, расскажи? – Еукам перевернулся на спину и встретился взором с Тысячеглазым Праотцом.
- Это трудно передать тому, кто не был внутри… Невозможно, наверное. Ты видел в ЗАбытие как одна какая-нибудь брана раскрываясь, теряет свою сущность, становясь совершенно другой? У нее изменяется сила, границы, протяженности и напряженность в любом ее месте. И, полностью раскрывшись – она поглощает и свое предыдущее состояние и обзаводится десятком новых, становясь совсем другой сущностью. Чем-то неизмеримо бОльшим… Так и я, слившись с остальными Пятнадцатью, на краткий миг получаю силы и возможности познания почти равные могуществу Сильного. Я смогла бы повелевать самим Ооргом, не стань он Сильным!
- М-м-м? – недоверчиво промычал Еукам. – Ооргом?
- Но… пока что, - прислушиваясь к чему-то, пробормотала Жалыдын, - мне и с собой справляться удается плохо. Там кто-то есть.
Ведьма вытянула тонкую руку в направлении шелестящей рощи у подножья холма, которую они миновали, пройдя по самому её краю.
- А! – Отмахнулся Еукам. - Опять несколько лысомордых на ночную стоянку остановились.
- Нет, - не очень уверенно спутница покачала косматой головой. – Это совсем не лысомордые. И не звери.
- Кто же? – Уши на голове Ниррама замерли.
И в этот миг в наступившей тишине вдруг раздался короткий тонкий свист и что-то больно клюнуло Ниррама в правую ляжку. От неожиданности он едва не закричал, а мгновением позже рассмотрел, как качается оперенье на конце пробившей ногу стрелы.
Нельзя сказать, чтобы шаман был большим знатоком вооружений, но уж стрелы-то еще в юности он видел всякие – и разных народов лысомордых, различающиеся в основном длиной и тщательностью выделки, и испещренные священными значками снаряды своих соплеменников. Разные наконечники для разных целей – ничего особенного.
Но то, что в этот раз пришпилило его к земле – не было похоже ни на что из того, что встречалось раньше частенько! Он был готов поклясться, что больше всего эта стрела похожа на… О, духи! Да ни на что она не была похожа!! Как будто так и выросла на дереве и никогда не знала рук заботливого мастера, сотворившего такое совершенство. И оперенье ее – не заботливо подогнанные перья, но какой-то жесткий лист, растущий идеально ровно в три стороны!
И снова раздался тонкий свист, но в этот раз проворная рука ведьмы выхватила еще одну стрелу прямо из воздуха перед лицом замершего на месте Еукама. А вторая рука Жалыдын Туурдек уже схватила Разбуженного за шею и бросила шамана на другую сторону холма.
Спустя мгновение, когда затих шорох скользнувшего по земле тела, ведьма приземлилась рядом с ним, а в локте над ними просвистела очередная стрела.
- Что это было? – Ниррам силился понять, кто осмелился открыть ночную охоту на двух из народа Оорги. Ведь люди в темноте почти не видят и это значит…
Он замер с открытым ртом. Зеленомордые!!! Больше некому! Тогда понятны и необычные стрелы и невероятная наглость, с которой эти… лесные твари напали на мирных оорги! Догадка заставила его обратить внимание на ногу – эти скоты, судя по слухам, не гнушались использовать для стрел яды! А если ядов не было под рукой – то просто втыкали их наконечниками в землю – чтобы раны, нанесенные врагу, заживали очень медленно, либо не заживали вовсе, принося жар, боль, мучения и смерть! Вот такие они были – безжалостные зеленомордые лесные ублюдки, не знающие ничего о чести и благородстве!
Если бы он не был силен теперь как молодой тигр – ему бы нипочем не удалось сломать проклятую стрелу и выдернуть ее из ноги. От усилия на лбу вздулись жилы, но проклятая деревяшка все-таки поддалась и лопнула именно там, где было нужно!
Он огляделся: ведьма лежала рядом, а из ее спины торчала еще одна такая же стрела! Бешенство наполнило Еукама. Бешенство и холодная первозданная ярость! Он никогда раньше не чувствовал ничего подобного – это доступно лишь воинам-охотникам, а молодой Ниррам никогда им не был.
Он повернул спутницу на бок, заглянул в ее глаза и в блеснувших в зрачках звездах увидел неподдельную муку. Бледные губы что-то шептали, и Ниррам почувствовал, как вместе с толчками крови из раны на спине медленно и постепенно выползает стрела. Ведьма боролась за свою жизнь! Еукам глухо зарычал, бережно положил спутницу на землю и на четвереньках понесся к основанию холма.
Ночью любой оорги видит так же как днем – хвала тысяче тысяч глаз Небесного Праотца! Но вот запахи и звуки различает в сотню раз лучше, чем днем, потому что ночью нет ничего постороннего – только то, что не спит. А то, что не спит ночью – либо добыча, либо враг!
В рощу он вошел с противоположной от холма стороны – настолько бесшумно, насколько это вообще было возможно. И сразу почуял присутствие.. Их было много! И если бы они все сидели в одном месте – Нирраму пришлось бы отступить, ведь зеленомордые тоже неплохие бойцы. Особенно когда семеро на одного.
Но эти твари воюют из засад, а в засаде нет места большим скоплениям. Они рассредоточились вдоль выходящего к холму края рощи - почти невидимые и неслышимые в ночи. Умело притворяющиеся корягами и пнями. Но запах… Еукам в последний раз принюхался, умело определяя места, где притаились враги.
Неопытность и ярость едва не сыграли с ним злую шутку – первый из эльфов что-то почуял и успел повернуться, заслоняясь своим луком, и, прежде чем горло, смятое в одно мгновение железной хваткой рассверипевшего орка, сломалось, даже успел что-то прохрипеть. Ниррам мягко опустил Стегортрондитринтэля, которого друзья звали просто – Тронди, и который уже никогда и ничем не прославится.
Следующим должен был умереть Озаэль, но он сидел слишком высоко на дереве, чтобы можно было с
