под одежду. Рабочие в заводской столовой, получая обед, находили в своих тарелках плавающих там гусениц и других насекомых. И хотя китайцы не очень-то избалованы, но и у них это вызывало отвращение.
Природа отомстила за варварское обращение с собой. Кампанию против воробьев и насекомых пришлось свернуть.
Зато полным ходом развертывалась другая кампания. Ее объектом стали люди — 500 млн. китайских крестьян, на которых ставился невиданный эксперимент приобщения к неведомым им новым формам существования. На них решили опробовать идею, которая запала в сознание вождя. Это была идея «большого скачка» и «народных коммун». Как началось дело?
Выступая на пленуме ЦК КПК в Лушане (23 июля 1959 г.) уже после провала политики «народных коммун», Мао так объяснял возникновение самой идеи: «Когда я был в Шаньдуне, один корреспондент спросил меня: „Народные коммуны — это хорошо?“ Я сказал: „Хорошо“, а он сразу же поместил это в газете, в чем также проявилась некоторая мелкобуржуазная горячность. Потом корреспондент должен был уехать».
Любопытно — не правда ли? Мао только обронил неосторожное замечание о «коммунах», некий корреспондент подхватил его, и вот полмиллиарда людей разом включаются в какую-то фантасмагорическую жизнь: разлучаются с семьями, становятся под ружье, почти не спят, не едят, словом, превращаются в подобие муравьев, строящих свои муравейники. И все из-за неосторожной публикации корреспондента (куда он, кстати, потом уехал?)…
Но дело, конечно, обстояло куда сложнее. Фактическая сторона его выглядела следующим образом. В начале 1958 года Мао Цзэдун отправился в провинцию Хэнань. Во время этого вояжа и появилась первая китайская «коммуна». Она родилась в апреле 1958 года, когда 27 коллективных хозяйств численностью 43,8 тыс. объединились в первую коммуну, которая была названа «Спутник». Само это весьма претенциозное название наводит на предположение, что китайские руководители имели в виду противопоставить советскому спутнику Земли нечто вроде «социального спутника» в виде «народных коммун» и зафиксировать тем самым свой собственный приоритет в «коммунизме». Именно так началась кампания по осуществлению социальной утопии Мао Цзэдуна.
По инициативе Мао в мае 1958 года 2-я сессия VIII съезда КПК одобрила так называемый курс «трех красных знамен» («генеральная линия», «большой скачок», «народные коммуны»). Его суть формулировалась так: «упорно бороться три года и добиться перемены в основном облике большинства районов страны»; «несколько лет упорного труда — десять тысяч лет счастья».
Принятый VIII съездом КПК в 1956 году второй пятилетний план в 1958 году был признан «консервативным». Китайские планирующие органы предложили в 1958 году ряд новых вариантов плана на вторую пятилетку. В конечном счете руководство КПК приняло решение увеличить за пятилетку объем валовой продукции промышленности в 6,5 раза (среднегодовой темп роста 45%), а сельского хозяйства — в 2,5 раза (годовой темп роста 20%). Намечалось увеличить выплавку стали за пятилетие с 5,4 млн. до 80- 100 млн. т. в год, добычу угля в 1962 году предполагалось довести до 700 млн.
В августе 1958 года по предложению Мао было принято, решение Политбюро ЦК КПК о создании «народных коммун», и через 45 дней появилось официальное сообщение, что практически все крестьянство — 121 936 350 семейств, или более 500 млн. человек, — вступило в «коммуны».
Какие конкретно цели ставили перед собой китайские руководители?
Обратимся прежде всего к упомянутому решению Политбюро ЦК КПК от 29 августа 1958 г. Оно состоит из шести пунктов, которые содержат попытку теоретического обоснования этого шага. Здесь утверждается, что «народные коммуны» «являются неизбежной тенденцией развития обстановки». В решении указывалось далее, что создание «народных коммун» будто бы позволит значительно ускорить экономическое развитие страны. Это-де произойдет потому, что удастся высвободить и использовать больше рабочей силы для проведения агротехнических мероприятий в широких масштабах, высвободить и перевести в сферу промышленного производства рабочие руки с фронта сельскохозяйственного производства. В конечном счете создание «коммун» явится «основным курсом руководства крестьянством в деле ускорения социалистического строительства, в деле досрочного построения социализма и постепенного перехода к коммунизму».
Иными словами, политика «коммунизации» преследовала, по замыслу ее организаторов, цели как экономические— повышение эффективности общественного производства, так и социальные — ускорение строительства социалистического и коммунистического общества.
Что касается методов ускорения темпов экономического строительства, то на этот вопрос проливают свет массовые пропагандистские кампании, которые проводились в тот период. Газеты, журналы, дацзыбао (газета больших иероглифов), развешанные на стенах домов, содержали стереотипные призывы: «боритесь за каждую минуту и секунду ночью и днем, в солнце и дождь», «ешь и спи на полях и борись день и ночь», «работай, как муравей, двигающий гору». На этом последнем лозунге стоит остановиться особо.
Организаторы «коммун» ставили задачу приобщить народ Китая к совершенно новым формам трудовых отношений, общественной жизни, быта, семьи, морали, которые выдавались ими за коммунистические формы. Предполагалось, что «коммуна», которая впоследствии должна была распространиться на городское население, станет универсальной производственной и бытовой единицей существования каждого человека. Все существовавшие до этого общественные и личные формы отношений были обречены на разрушение: кооперативная собственность и приусадебные участки, распределение по труду и сохранение дворового дохода, участие в управлении кооперативными делами и т. п. Даже семья — этот высокочтимый испокон веков в Китае институт — должна быть разрушена, а взаимоотношения внутри нее подчинены жесткому контролю со стороны властей.
Вот что можно было прочесть в ту пору в китайских газетах: «Народная коммуна — вот наша семья, не следует уделять особого внимания созданию собственной небольшой семьи…»; «Родители — самые близкие, самые любимые люди в мире, и все же их нельзя равнять с. Председателем Мао и Коммунистической партией»; «Личная жизнь — дело второстепенное, вот почему женщины не должны требовать от своих мужей слишком большой отдачи энергии…»
Ретивые исполнители на местах не только ухитрились осуществить в течение нескольких месяцев «коммунизацию» всего сельского населения страны, но и двинулись решительно вперед, огосударствив собственность кооперативов, личную собственность крестьян, военизируя их труд и быт.
Члены «коммун» отказывались не только от своего пая в качестве кооператоров, но и отдавали сады, огороды, мелкий домашний скот и даже предметы домашнего обихода.
В конце 1959 года стали возникать городские «коммуны». Вскоре движение за «коммунизацию» в городах усилилось, оно проводилось под лозунгом «все принадлежит государству, за исключением зубной щетки». Иными словами, тотальное огосударствление собственности— наиболее характерная черта проводимой кампании.
Другая черта «коммун» — военизация труда, создание трудовых армий и отказ от социалистического принципа распределения по труду. Крестьян — мужчин и женщин — обязали проходить военную подготовку, они были объединены в роты и батальоны и нередко отправлялись вооруженные, в строю, солдатским шагом на полевые работы. Кроме того, их перебрасывали с места на место, в другие районы и даже провинции, где возникала потребность в рабочей силе.
Корреспондент пекинского агентства Синьхуа писал в ту пору: «…Через какие-то четверть часа крестьяне выстраиваются. По команде командира роты или взвода, держа развернутые знамена, они отправляются на поля. Здесь уже не увидишь людей, которые, собравшись группами по два, по три человека, курят или бродят лениво по полю. Слышны только размеренные шаги и военные песни. Неорганизованные формы жизни крестьян… ушли навсегда»2.
Во многих «коммунах» стали применять так называемую оплату по потребностям. Члены «коммуны» получали за свой труд тарелку супа в общественной столовой и пару матерчатых тапочек. В некоторых
